— Мы падаем, да? Скажи… Мы разобьемся… Я всегда знала…
— Перестань. Чувствуешь, мы летим ровно, даже не снижаемся. Ты посмотри в окно.
— Не могу, — всхлипнула Танька. — Ты знаешь… я… высоты боюсь.
— Как? — опешила Динка. — Как же ты летаешь?
— Ты только никому не говори! — испуганно пролепетала Танька. — А то меня из отряда отчислят…
Динке самой было страшно смертельно, но Танькина логика ее развеселила. Она боится быть отчисленной из отряда больше, чем разбиться…
— Выпей корвалольчику, — Динка накапала ей сорок капель. — Успокойся. Я не понимаю, если так, то какого черта ты пошла в стюардессы?
— Я сама не понимаю… Предложили, и пошла… Я не знала, что начну бояться… — Танька выпила лекарство и перевела дух. — Сначала все было нормально, а потом я однажды глянула вниз… и все… Поняла, что не могу. Мне нельзя разбиваться… Мама и Дуська без меня не протянут…
Динка опустилась рядом и обняла ее:
— Ты же знаешь, что Костик классный пилот. И Илья Андреевич тоже. Говорят, он в полярной авиации служил, а там еще похлеще, чем здесь, бывало…
— Да, Костик классный пилот, — кивнула Танька. — Но я же не дура. Без шасси у нас нет шансов. Мы сядем на брюхо, под фюзеляжем внизу топливные баки. От трения корпус загорится, а если в баках останется хоть капля топлива, то мы взорвемся. Все просто, Диночка. Если не расплющимся в лепешку, то взорвемся и сгорим.
— Они что-нибудь придумают, — как можно убедительнее сказала Динка.
— Что? — Танька опять закрыла лицо ладонями. — Мне так страшно, Диночка… У меня сейчас остановится сердце. И мы так и не побываем в Париже…
Глава 26
Сколько рыжая маленькая Танька хранила свою тайну, свой страшный секрет? Как она ходила по салону, улыбалась, хихикала, отпускала шуточки, когда сердце замирало от парализующего волю страха?
Она никогда не смотрела в иллюминатор, ни под каким предлогом. Она полностью сосредотачивалась на салоне, уговаривая себя, что это всего лишь автобус, и мчится он не по небу, а по шоссе…
Но еще больше, чем высоты, она боялась, что об этой ее тайне кто-то узнает. Где еще она сумеет так заработать? В ее годы, с ее куцей специальностью и с ребенком на руках… Для своих двадцати Танька считала себя обеспеченным и вполне самостоятельным человеком. И эту обеспеченность и самостоятельность дала ей авиация.
И она надевала на лицо свою привычную улыбочку, смешно морщила носик, так что конопушки разбегались к кудряшкам… и никто на свете не догадался бы, что она сейчас чувствует…
Динка обнимала подругу и думала о том, какая она взрослая и маленькая одновременно… Как мамин пирог «зебра», в котором разводы шоколадного бисквита перемешаны с обычным. Она боится разбиться, но хочет посмотреть Париж…
— Борт сто двенадцать — шесть — два, ответьте руководителю полетов.
— Борт сто двенадцать — шесть — два слушает.
— Через десять минут пожарные машины и «скорая помощь» будут в аэропорту. Мы готовим вам полосу семь-два.
— Спроси, сколько метров, — велел Костя.
— Сообщите длину полосы.
— Костя, — повернулся к нему Олег Петрович, — я помню семь-два. Она короткая.
— Борт сто двенадцать — шесть — два, износ полосы сорок процентов, но при северо-западном ветре вам удобнее планировать в этом направлении.
— Угол подлета, — бросил штурману Костя.
— Сто пятнадцать.
Костя и Елисеев переглянулись. Оба ясно понимали, что приземляться на короткую изношенную полосу слишком рискованно. Но остальные расположены в другом направлении, с наветренной стороны, и при заходе на посадку трудно будет избежать крена и погасить скорость. А чем больше скорость, тем выше сила трения, тем реальнее угроза пожара или даже взрыва.
— Весело, — буркнул Елисеев. — И так не эдак, и эдак не так.
— При подлете к семь-два ваш курс не будет пересекаться с основными эшелонами, — сообщил руководитель полетов. — Ваше решение?
— Командир, — вдруг позвал Елисеев.
Костя повернулся, и тот указал ему глазами вниз. Под крылом самолета плавно изгибалась Сена…
Костя поправил микрофон, помолчал и решился:
— Просим сообщить нам возможность посадки на воду. Повторяю: наше решение — садиться на воду.
— Мне нужны координаты акватории шириной не менее пятидесяти метров, — сказал штурман.
— Борт сто двенадцать — шесть — два, посадка на воду, запрос акватории шириной полета, — повторил руководитель полетов и добавил: — Вы… хорошо подумали? У нас здесь шесть пожарных машин…