— Скажите, а Антон Васильевич тоже с вами был связан? — решился он спросить, уже взявшись за ручку двери.
— Кто?
— Командир экипажа. Потемкин… — Сашка помялся. — Говорят, его убили.
— Нет, не знаю такого, — секунду подумав, ответил мужчина. — Не знаю.
Нет, не сходятся концы с концами. Он в сотый раз пересматривал материалы дела, но не мог понять, что не так. Чувствовал, что не все так просто с этим экипажем, а доказательств не было. Одни домыслы и догадки.
Истомин выкурил с утра уже две пачки, полез за очередной сигаретой и увидел, что и третья подходит к концу. Когда он нервничал, то переставал контролировать себя. Да как тут не нервничать, если начальство в упор не видит явной связи между убийствами членов экипажа и обнаружением на его борту рублевской иконы!
Конечно, как они позволят объединить эти три, казалось бы, совсем не связанных между собой дела в одно, если хищение иконы проходило по другому ведомству и уже давно закрыто в связи с неожиданной находкой? У них теперь в отчетах все тип-топ! Они теперь развешивают лапшу, что планировали операцию захвата, что вели слежку и отрабатывали версии.
А Истомин чувствовал, что это ложь. И не просто так оказалась икона именно на этом борту. Возможно, она и есть причина совершенных преступлений.
И уж совсем незамеченным для всех, кроме Истомина, прошел факт обнаружения убитым в Риме курьера коптевских Павла Кондакова. А ведь именно на Рим до недавнего времени летал борт сто двенадцать — шесть — два. Но это было уже из области фантастики. Притянуть убитого за кордоном курьера, хоть и летевшего этим же рейсом, можно было только за уши.
Истина где-то рядом… — вспомнил Истомин слоган из «Секретных материалов», замененный впоследствии на более подходящий к его случаю: истина где-то там… При этом он невольно поднял палец вверх, указал им в потолок и в сердцах ткнул в пепельницу докуренный до фильтра бычок.
По его агентурным данным коптевские были на ножах с Папиными. Хотя сам Папа уже давно нигде не светился, и Истомин даже думал, что тот отбыл на покой куда-нибудь на Мальорку, а «детки» числят его по привычке. Но стоит за ними Папа или нет, а «детки» вполне могли посчитаться с коптевским курьером. А курьер мог обнаружить слежку и скинуть икону прямо на борту. Вот и вся взаимосвязь. Просто как пять копеек, но поди докажи…
Как доказать связь между курьером и экипажем? Кто мочит летунов: коптевские или Папины? И за что? Одни догадки да загадки…
Надо еще раз опросить весь экипаж. Хотя они молчат, как партизаны. Никто ничего не видел, ничего не слышал, и ему ничего не говорят. А у него нормальный «висяк» намечается. И кстати, уже третий за квартал…
Динка старалась не обращать внимания на Костю. Ну идет он следом, ну садится в тот же вагон метро, в тот же автобус. Его проблемы. Мало ли куда он направляется! Он послушно тащился за ней до «Бабушкинской», потом ждал автобус, потом топал по улице вдоль решетчатой ограды и, лишь когда Динка свернула во двор больницы, догадался спросить:
— Ты к кому?
— К Наталье. — Динка соизволила оглянуться. — Тебя это удивляет?
— Нет, — пробормотал Костя. — Я тоже хотел навестить…
Чуть поодаль стояло низенькое приземистое здание морга, и оба они старались не смотреть в ту сторону. Трудно представить себе Антона… там.
— Очнулась ваша Симакова! — сообщила старушка в справочном. — Но состояние все еще критическое.
— А повидать… — заикнулась Динка.
— Даже не просите! Вот с врачом можете поговорить, если она еще не ушла. Я узнаю.
Старушка отправилась на поиски, а Динка с Костей уселись в пустом холле на жесткую скамью. Через несколько минут к ним вышла пожилая женщина в накинутом поверх белого халата старом пальто.
— Это вы к Симаковой?
— Да. — Динка с Костей поднялись ей навстречу.
Врач закурила «Яву», выбив ее из пачки ловким щелчком. Она жадно затянулась и пристально посмотрела на обоих:
— Вы ей кто?
— Я командир… — почему-то начал Костя.
— Командир, — перебила врачиха. — Тебе скажу. Не будет ваша Наталья ни летать, ни ходить. А может, и говорить не будет. От удара у нее произошло кровоизлияние в мозг. Чтобы вам было понятно, зона семь на шесть на четыре практически выжжена. Это необратимо.
— И ничего нельзя сделать? — в ужасе переспросила Динка.
— Медицина бессильна, — нахмурилась врач.
— Скажите, а она… что чувствует?
— Ничего, деточка. Совсем ничего. — Врач сделала резкую затяжку. — Да оно и лучше. У нее перелом позвоночника, шейки бедра, голеностопа со смещением, разрыв селезенки. Мы ее по кусочкам собрали. А ведь красавица была?