- Потому что мы близнецы, Пуля! – холодно сказала она. – Дай мне одеться и кончай издеваться!
Я кивнула бойцу головой на ее одежду, сказав одними губами.
- Обыщи...
Саня уже быстро перевязывала ей рану в груди, которая была настоящей и на которую она, кажется, даже не реагировала. Она всегда была равнодушна к боли.
Через секунду она стояла в одежде рядом со мной, гордая и прекрасная. Будто это она раздевалась в супер стриптиз шоу, а не перед солдатами, этакая королева.
- И не смей даже врать, что ты не знаешь нашей настоящей матери, Пуля! – нервно выпрямляясь, жестко сказала она. – Мы тебя видели рядом с ней, ты раскрылась... Я сама дала ей вдвое от тебя, как услышала... Не понимаю, почему ты первая узнала... Она все такая же... – она замерла и поглядела на меня. И тихо сказала:
- Мы родились в ночь перед пожаром...
Я замерла.
Все замерли. Я увидела, как почему-то отчаянно побледнел белобрысый, и как-то странно напряженно поглощал глазами меня и Юлю.
- Тебе могла мама рассказывать про пожар... – хладнокровно сказала я. – Да, я обгорела...
- Я тоже, и поэтому обе из нас уже в детстве не боялись боли и огня, – сказала она, хладнокровно поднося зажигалку к коже на руке. Кожа обуглилась, а она даже не дрогнула, только чуть сцепила зубы.
- Да, я помню, ты делала это в детстве... – холодно сказала я.
- Ты тоже научилась это делать без труда... – кивнула она. – Пострадало много детей... А отношение к нашим родителям это имеет такое... – она намеренно притишила голос, а потом мрачно выпрямилась, пронзительно глядя мне в глаза, – что пара девочек близнецов по документам вообще в тот месяц родилась только одна!!!
Я молчала.
- И обе они погибли в пожаре... – она ухмыльнулась. Я же никак не могла сообразить.
- И у них в документах была записана зеркальная аномалия... – она не давала мне опомниться. – Как ты думаешь, почему ты не застрелила меня в сердце? – она холодно обнажила рану прямо в сердце. – Потому что...
- Потому что оно у тебя с правой стороны, – тихо договорила я. – Я обнаружила это еще когда...
- ...когда мы в детстве выясняли, где у кого какие зеркальные сходства... – закончила за меня она. – И нашли десяток признаков, только наоборот... Мы тогда уже были копиями и нас иногда путали, хотя твоя травма головы и наши общие ожоги и зеркальность признаков сделали сходство не таким страшным и полным...
- А генетическая экспертиза? – тихо спросила я.
- А как ты думаешь, что сделала я, когда впервые заподозрила это во взрослом возрасте? – мрачно сказала она, садясь рядом и не обращая внимания на остальных. – Я растратила на это все свои первые честно заработанные деньги, чтоб никто не знал... Помнишь, ты выиграла на улице новый роскошный свитер? Единственное, тебя попросили при выигрыше обменять его на твой старый, заношенный до дыр, единственный твой потертый свитерок, в котором ты выиграла подарок?
- Это была ты? – вздрогнула я, вспомнив свою радость.
- Ты бы меня узнала по запаху... Я же тебя знаю, как себя. Я наняла пацана... Знала бы ты, как я дрожала и нервничала, когда шла с твоим свитерком в лабораторию! На нем должны быть остатки твоей кожи, невидимые чешуйки. Я даже не касалась свитера в бумаге, боясь испортить анализ случайным прикосновением... И знаешь, что было? – она замерла.
Я подняла глаза.
- Со мной случилась истерика, когда лаборант сказал, – она чуть не заревела, – что оба свитера – твой и мой – мои! Он даже не смог различить нас!!
Она помолчала и истерически засмеялась...
Глава 31.
Она долго так смеялась, пока не стала зло всхлипывать:
- Он не хотел мне верить, пока сам не взял у тебя пробу, увидев нас обоих вместе сразу! И, сделав второй раз уже сам, категорически заявил, что мы не просто родственники, мы больше, мы эти... близнецы эти самые... И хотел бежать к родителям обоих, пока я его не остановила, намекнув про соблюдение тайны, и про то, что было бы жестоким сообщать девочке, что ее удочерили... Это для нее будет травма! Пусть вырастет. Тем более, ты меня отлично знала, юная хулиганка!
- Что же все-таки случилось? – тихо спросила я. – Ты выяснила?
Сзади слушали как завороженные.
- Вместе с нами родились и девочки, которых должны были назвать нашими именами... Кстати, они живы... Мы были в одной группе детей в роддоме... – тихо сказала она. – Почему-то там тогда младенцев держали отдельно от матери в специальной палате, и приносили их к матери кормить... Дурацкое правило, когда детей уносили от матерей. У каждого ребенка на ноге была бирка, чтоб медсестры их не путали. Так же лежали, окруженные медсестрами, и мы с другими младенцами... – она помолчала. – К сожалению нашего физического отца я не смогла найти... Знаю только из рассказов нянечки, что оба они, наши отец и мать, были чрезвычайно молодые и легкомысленные ублюдки...