В социально-политическом революционном движении XIX века есть одна черта, которая кладет на его борцов резко антибуржуазный отпечаток, это — тот социально-политический романтизм, который сопровождается мученичеством. Весь запас человеческого идеализма направляется в эту сторону и создает прекрасные героические образы. Человеческая личность калечится, формула ее жизни суживается, но идеализм все-таки есть, хотя и односторонний. Мы глубоко чтим этот идеализм, но подобное мученичество не имеет будущего, оно устраняется современным социальным развитием; путь, по которому направлялся идеализм, мало-помалу закрывается и исчезает самое яркое проявление антибуржуазного духа. Производители становятся гражданами мира сего, создаются некоторые элементарные условия для развитой человеческой жизни, их борьба приобретает менее острый характер и формула их жизни может расширяться, человеческая личность делается не только средством, но и самоцелью. В какую сторону расширится формула жизни самоцельной человеческой личности, чем заменится прежняя форма идеализма, каким человеком будет новый гражданин мира, чем он будет отличаться от прежнего гражданина, буржуазного филистера? На этот вопрос, думается, можно ответить, что, если люди будущего не создадут нового идеализма, если этот идеализм не проникнет в сознание общественной группы, подготовляющей новое общество, то социальное движение примет окончательно буржуазный характер и новый филистер будет нисколько не более привлекательным психическим типом, чем тот старый филистер, против которого ведется борьба. Победа угнетенных ослабляет острый характер борьбы, это понятно и тут жалеть не о чем, но она не может и не должна привести к такому измельчанию, что за пятикопеечными улучшениями ничего не будет видно. Всепоглощающая трезвенность убивает поэзию прошлого и необходима компенсация за те духовные потери, которыми сопровождается материальная победа.