Всякое религиозное искание, искреннее религиозное обновление и созидание, всякое духовное алкание и духовное творчество неизбежно упирается в одну точку, в которой связываются и развязываются все узлы русской жизни — в русское самодержавие и по объективной логике требует устранения самодержавия, хотя бы это и не было определенно сознанно. На почве самодержавия и бесправия невозможна не только политическая деятельность, не только экономическая деятельность, но и вообще никакое созидание, никакая самая, казалось бы, невинная в политическом отношении культурная работа, невозможно духовное творчество в религии, в науке, в литературе, в просвещении народа. Всякая культурная творческая работа, наиболее далекая от политики, требует свободы совести, свободы слова, свободы печати, свободы союзов, требует самостоятельной деятельности личности, свободного творчества человеческого духа и потому предполагает гарантию прав личности. В самодержавном полицейском государстве духовная культура есть контрабанда, своим существованием она только доказывает, что есть фактический предел полицейскому гнету даже самого сильного и самого реакционного правительства, что духа нельзя угасить окончательно, что он все-таки восстанет и заявит о своих правах.
Русское самодержавное государство не может утолить ни материального голода русского народа, ни духовного голода русской интеллигенции. Русский народ пытается утолить свой духовный религиозный голод не в православной церкви, замаранной прислужничеством врагу народа — бюрократическому правительству, а в свободном сектантском движении, русская интеллигенция делает свой религиозный духовный голод сознательным орудием в борьбе с гнетом самодержавия. Все слои русского общества должны понять, что русское самодержавие вступило в тот последний, ликвидационный фазис своего развития, когда оно может только злобно и бесчеловечно отрицать, все отрицать — виселицей, тюрьмой, кнутом, пролитием народной крови; оно ничего не может создать ни в одной сфере жизни. Наше правительство нигилис- тично в подлинном смысле этого слова, оно окончательно потеряло стыд и не знает велений законов Божеских и человеческих. Нет религии, достойной этого имени, которая могла бы оправдать деятельность г. Плеве и быть его союзником и, если христианская религия не окончательно еще погибла, то она должна заявить о своем существовании и возрождении протестом против преступлений русского правительства и требованием христианской «политики, которая возможна только при свободе и безусловном уважении к человеческой личности. Это пытался сделать Вл. Соловьев, но недостаточно определенно и последовательно. Теперь лучшие славянофилы должны были бы сделаться революционерами, если бы они не пожелали отказаться от своей идеальной природы. Присмотримся ближе к разговорам в «религиозно-философских собраниях» и на них подтвердим нашу основную точку зрения.
В первой книжке «Нового Пути», журнала, который, главным образом, посвящает себя вопросам религиозным, помещена статья г. Минского «О свободе религиозной совести»13*. «Я лично считаю, говорит г. Минский, свободу религиозной совести величайшим благом жизни и соответственное изменение законодательства ¦— неотложной реформой, от которой более, чем от всех других, зависит наше будущее. Но отношение к этому вопросу со стороны интеллигенции кажется мне неверным и неглубоким».