Но сейчас никакая совесть её не тревожит, – не до того. Позвонила мужу, поставила перед фактом.
…
– Говорил я тебе, что болит возле десны! Ничего в каналах нет, всё сейчас прошёл – чисто! Α там припухлость. Скорее всего, это восьмерка лезет, в самом деле. Снимок бы…
Лиля расслабилась под уколом; сейчас было не больно.
– То одно,то другое! Восьмерке вдруг не лежится спокойно! Почему всё на меня валится? я устала пить таблетки, еще и антибиотик теперь! Потом опять желудок – кишечник лечить!
— Ну, не плакай… Я же тебя поддерживаю.
(«Откуда у него это её любимое «не плакай»? Частое, наверное. Α ей казалось, что только их семье так выражаются. Дочке, небось, так говорил…)
– Οни мне пророчили это лет с восемнадцати. В челюстно-лицевой. Что когда-нибудь придётся оперировать… удалив перед этим здоровую (тогда они были совсем интактные) семерку, и даже, может, шестерку! А потом… забылось.
– Да, они так и сделают. Пойдут по лёгкому пути. Проще семерку удалить, конечно. А так… если сделать надпил… она близко. Но возиться придётся немеренно. Да и не хочется до Нового года это делать, там всё раскурочено будет, неделю болеть, минимум… – Он рассуждал в сторону, словно сам с собой.
Лиля ушам своим не верила. Слишком неправдоподобно звучало. Он имеет в виду, что может сам это сделать?! Один? Без операционной, под местной анестезией?! Да ещё и не удаляя семерку, которую непременно удалили бы в челюстно-лицевой, специализирующиеся именно на этом, хирурги-стоматологи! Она не верит. Как если бы ей сообщили, что кесарево сечение вполне можно провести на заднем сиденье автомобиля, имея в руках один скальпель!
И, - тут же внезапно верит. Более того, - она дастся или ему,или никому; ни в какую другую клинику (без него рядом хотя бы), она не пойдёт! Они там пойдут по лёгкому пути! Да она и сама помнит то отчаяние,и бешенство своё, - когда заведующий отделением объяснял, что, не убрав здоровые зубы, восьмой не удалить. Либо он, либо никто. Может, и никто, может,и само утихнет? Ведь было уже нечто подобное?
– Ты хочешь сказать… что можешь это сделать?!
– Снимок бы надо. Нет, не панорамный, а «три-д». У меня такой аппаратуры нет. Две тысячи стоит.
– Да какая разница, две тысячи,так две тысячи. - («Не двадцать две же!») – Ты сможешь?! Но страшно же! Ты сможешь, я знаю, я в тебя верю!
Οн всё ещё пребывал в задумчивости. Небось сам жалеет, что брякнул. Впрочем, она всё равно верит в это каким-то кусочком мозга: что оперировать придётся вообще. И то, что он хотя бы задумался об этом, не замахав руками,и быстро послав в хирургию, отвязавшись сразу и надолго, - несказанно усилило нежность к нему.
На нежности оставалось мало времени. Обоим. Она забылась, во сколько пришла,и что пора бы находиться дома. Он освобождал переднее сиденье от каких то досок:
– Видишь ли, я сегодня с утра должен был за город ехать. Теперь уже смысла нет.
…
На следующее утро она вновь проснулась рано, поняла, что сегодня понедельник,и скоро откроют какие-нибудь места, вроде частнoй клиники, или простой поликлиники, где можно сделать снимок. Оделась, позвонила, побежала… Везде еще слишком рано. Это её нетерпение – узнать диагноз,и скорей к нему! Хоть увидеть! – гнало её; просто бесило, что клиника «Денталь» открывается лишь с десяти! Лиля зашла в сбербанк и оплатила счета, забежала в магазин, безуспешно поискав календари и крупные алкалиновые батарейки, – чем еще себя занять? Около десяти минут одиннадцатого к двери «Денталя» сонно подошла женщина, явно не рентгенолог, регистратор скорее.