— Заговорил, как газетная передовица! — отмахивался я. — Иди ты к черту!
— Я-то к нему пойду. Я и с ним договорюсь.
Санька смеялся во весь рот. Он и правда умел договориться с кем угодно.
...Я задумался и натолкнулся на старушку, извинился и пошел через улицу.
— Стиляга безглазый... — бормочет она мне в спину.
Я все еще думаю об этом кафе. Вдруг у меня возникает странная мысль: «А Санька-то и не знает о нем...»
Но я ведь не могу зайти в телефон-автомат, не глядя на буквы, набрать номер и сообщить:
— Салют, Саня! Есть новость. У нас на углу открылось кафе «Мечта». Ну да, на месте «торговой точки».
И встретиться с ним через десять минут, и сидеть за красным столиком, и смотреть, как полненькая официантка в модном клетчатом платье с белейшим передником несет на подносе чашки с кофе.
Нет, я не могу сделать этого.
Я подхожу к автобусной остановке. Нового номера на табличке нет. Может быть, это неверно, что на Шутиловку теперь ходит автобус.
— Скажите, пожалуйста...
— Да-да, ходит, — охотно объясняет мне женщина с большим носом и в маленькой, светлой, какой-то нервной шляпке. — Сегодня первый день. Вы знаете, молодой человек, вчера по радио объявили, что с семнадцатого октября будут ходить автобусы по новому маршруту — проспект Папанина—Шутиловка, и мы с мужем подумали: какое нелепое название!
— Да, — соглашаюсь я. — Действительно, нелепое.
Я смотрю на небо, и как раз в этот момент из-за круглой тучи выглядывает солнце, медленно и нехрабро, как малыш из-за двери. У женщины на шляпке блестит брошка, отбрасывая короткие лучи. Подходит автобус. Пассажиров всего несколько, и я сажусь на середину заднего сиденья, чтобы видеть обе стороны дороги.
Мы едем по новым кварталам, возле домов еще не убраны груды щебня и мусора, а в просторных дворах не посажено ни одного деревца. Вокруг домов бегают ребятишки. Их удивительно много здесь, и мне начинает казаться, что они ведут какую-то общую игру, бегая друг за другом между зданиями.
Слышу, как впереди мужчина рассказывает соседу о строительстве этих кварталов. Я знаю, о чем он говорит. О том, что три года назад в этих местах была первобытная грязь; о том, как построили железобетонный завод и домостроительный комбинат; о том, как начали закладывать сразу десятки фундаментов... Он, наверное, строитель; он называет фамилии, бригады, он знает, кто, где и как строил, сколько здесь магазинов и школ. Он знает даже, что вот этот пустырь, который начался справа, и есть собственно Шутиловка, а все остальное получило название от него. Он только не знает, что на этом пустыре ровно год назад, 17 октября, пьяные хулиганы дрались с ребятами из комсомольского патруля и зарезали Саньку Латышева, моего друга.
Мне хочется встать и сказать на весь автобус: «На этом пустыре 17 октября убили Саньку Латышева. Это было ровно год назад».
Нет, нужно, чтобы об этом объявляла кондукторша: «На этом пустыре 17 октября убили Александра Латышева».
А она объявляет что-то совсем другое. Кондукторша кричит и улыбается накрашенным ртом. О чем она кричит?
— Молодой человек, кольцо!
— Да-да, спасибо. Я задремал.
Выхожу на проспект. Он так и называется — Новый. А направо, на пустыре, перпендикулярно проспекту, начинается другая улица, и на ней стоит всего один законченный дом. На том самом месте, где упал Санька, где он лежал на земле и правая ладонь его была стиснута в кулак, а я подкладывал ему под голову руки, чтобы ему было удобнее, пока он еще дышал...
Я иду к дому. Он еще не заселен. Солнце бьет ему прямо в лицо. Стекла красные, как будто отражают пожар. А вокруг котлованы, нагромождения железобетонных блоков, перекрытий, кирпича, а дальше навесы, вагончики, тачки, и над всем этим до горизонта роща подъемных кранов. Я стою и смотрю в красное небо и в красные стекла. Мне режет глаза эта яркость. Солнце становится жонглером. Оно выкидывает в небо целые ворохи разноцветных колец, больших, маленьких, разных; они кружатся в воздухе и крутятся передо мной, а я подставляю им голову и руки, ловлю их, нанизываю на стрелы кранов, разбрасываю на дороге, снова бросаю вверх, они кружатся, кружатся...
— Как красиво! — восклицает где-то сзади меня высокий женский голос. — Генка! Ну иди же, посмотри, какое огромное солнце! Мне кажется, оно величиной в полнеба.
— Да потому что тут просторно, — отвечает мужчина. — Пойдем, Люся, я боюсь, ты простудишься.
Я оборачиваюсь на голоса. Мужчина и женщина идут к дому. Они совсем молоды. Наверное, мои ровесники. У парня совершенно рыжая голова. Как солнце. Как стекла.