Достигнув Пешта и захватив его (штурм продолжался три дня), монголы переправились на правый берег Дуная и атаковали Буду, используя огнеметные машины. Активное применение зажигательных снарядов подтверждает свидетельство Фомы из Сплита, потому как с его слов «город монголы сожгли до того как взяли» [6, с. 254]. В связи с использованием завоевателями на европейском театре военных действий взрывчатых и горючих веществ, справедливо возникает предположение, высказанное в свое время Г..Лэмом о том, что порох «…мог и не быть „изобретен“ в Европе, а занесен туда монголами…» [7, с. 147]. При рассмотрении противостояния двух школ военного искусства — западноевропейского и степного — неоспоримым остается тот факт, что «…новаторская, исключительно динамичная монгольская тактика была для врагов большой неожиданностью» [60, с. 373]. Завоеватели с военной точки зрения были на много голов выше оборонявшихся. «Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… Вот кто был настоящий воин!» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 383].
К лету 1241 года Субэдэй окончательно укрепил позиции чингисидов в Венгрии, Бачу после последних побед представлял собой владыку почти всех земель, принадлежавших недавно Беле IV, а фактор присутствия орды в Центральной Европе внес коррективы во всю внутриевропейскую политику, которая в тот год зависела от желаний и прихотей хозяев положения, коими являлись монголы. «В руках Субутая сходились нити, которые тянулись из европейских столиц, он — не папа! — вел тогда политику Еропы» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 384]. Надо понять изумление местных монархов, когда появившиеся из глубин Азии варвары начали править бал на их иоле. Субэдэй, агенты которого находились практически во всех странах, был осведомлен о том, что государи запада откровенно враждовали между собой, и стремился еще более дестабилизировать ситуацию в Европе, одних запугивая, другим являя милость.
От имени Бату Субэдэй отправил французскому королю Людовику IX Святому послание[158], которое гласило: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны? Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим повелителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделали! Но если дерзнешь отвергнуть повеление божественное и скажешь, что земля твоя отдаленная, горы неприступные, моря глубокие и нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что мы можем сделать» [7, с. 298–299]. В другом послании через Кадана, кошун которого двигался в сторону Хорватии, всем тамошним суверенам было объявлено: «Не принимайте у себя виновного в чужой крови, но выдавайте врагов в наши руки, чтобы не оказаться случайно подвергнутыми наказанию и не погибнуть понапрасну» [47, с. 146–147].
Вот так, используя проверенный способ увещеваний и запугивания, одинаковый как для китайских ванов, так и для венгерских банов, монголы осуществляли свою… колониальную политику в отношении Европы. Фраза «Европа — колония Монголии» режет слух, но в XIII в., по крайней мере, добрая половина западной части Евразии имела все основания так именоваться. Для Субэдэй-багатура, который, бывало, «разводил» императоров и временщиков Поднебесной, западноевропейские владетели были подобием касиков и вождей Нового Света, правивших мезоамериканскими государствами в период бесчинств, творимых там конкистадорами, ведомыми Кортесом или Писсаро. Подобно своим будущим испанским последователям, «…Субэдей умело использовал в своих интересах конкуренцию, существовавшую между различными королевствами» [4, С. 235], и особенно разногласия между папой Георгием IX и императором Фридрихом II Гогенштауфеном.
Император Священной Римской империи, наблюдая неумолимое приближение к своим границам монголов, запаниковал, «запросил помощи у Генриха III Английского» [29, с. 308], в этом послании он «пишет о „когортах Сатаны“ и „сынах ада“» [59, с. 44]. Фридрих II также разослал копии своей петиции практически во все страны Европы [29, с. 308], но тамошние владетели, в большинстве своем не менее Фридриха опасавшиеся «сынов ада», истолковали инициативу императора как очередную затеянную им интригу, направленную против папы Григория IX.