Выводов из первой схватки князья не сделали, и каждый из них помышлял о своей личной победе над «таурменами», о своей личной воинской славе, о которой будут слагать песни. О походе и судьбе князя Игоря Новгород-Северского, которого где-то в этих же местах 28 лет назад расколошматил хан Кончак, они не вспоминали, и «Слово о полку Игоревом» еще не было написано. Спесивые, жаждущие обогащения, по большому счету, решившие каждый для себя идти к победе своим путем, князья, переругавшись между собой, совершили еще один проступок, который совокупно с убийством послов оправдывал всю последовавшую месть монголов. Схваченный раненым, Гемябек-багатур был передан Мстиславом Удалым половцам, которые его убили по всем ритуалам жестокой степной войны: «…привязали за руки и за ноги к четырем коням, а кони, поскакав в разные стороны, разорвали его на куски…» [37, с. 309].
Но свою задачу авангард монголов выполнил, Субэдэй и Джэбэ отныне имели представление о противнике и избрали сотни раз обкатанный прием ведения боя, то есть началось притворное отступление и «бегство» монгольских войск, что означало второй этап операции, задуманной полководцами Чингисхана. «Наступать или отступать — для монголов все это было одинаково приемлемым способом нанести противнику поражение» [16, с. 201], для них было совершенно неважно, как они убьют врага, наступая на него или убегая. «Чаще всего они позволяли преследователям растянуться в длинную линию, которая вскоре становилась совершенно беззащитной, либо разделялись на небольшие отряды с тем, чтобы преследователи тоже разделились на меньшие группы, с которыми потом легче было бы справиться» [16, с. 201]. Субэдэй, придерживаясь тактики отступления, рассчитал, сколько времени оно будет продолжаться и где сосредоточить основные силы для нанесения решающего удара.
Тем временем русские военачальники, как будто подыгрывали монгольским, кинулись за бегущими монголами раздельно. «И казалось русским князьям и воеводам, что неведомые пришельцы бегут, устрашившись русской силы. Так от одной успешной схватки к другой, теряя по дороге убитых, раненых, запаленных лошадей и просто изнемогших от жажды, на восьмой день вышли на берег Калки. Здесь пришельцы еще раз ввязались в бой с русскими дружинами и перебежали на другой берег» [27, с. 47].
За дни «погони на Калку» русско-половецкое войско превосходно выполнило установку, данную Субэдэем. Оно устало и сократилось количественно. Нечто подобное произойдет спустя несколько столетий. Когда Наполеон вступил в пределы России, то имел 600 тысяч солдат, а под Бородино у него осталось лишь немногим более 20–25 % от всей Великой Армии, но тогда корсиканец все-таки добрался до Москвы. На Калке же Субэдэй, в отличие от Кутузова, разгромил врага, хотя и мог отступать так долго и быстро, что ни одна погоня не поспела бы. По сравнению с первоначальным соотношением сил, когда наблюдалось подавляющее превосходство русских и половцев над монголами, накануне этого сражения, хотя числом пришельцы и уступали по-прежнему, разница сократилась до такой степени, что Субэдэй и Джэбэ рассчитывали на абсолютный успех в предстоящем побоище. «По данным Лаврентьевской летописи, битва произошла 31 мая 1223 года» [27, с. 49]. Описывать подробности ставшего «классикой» сражения не стоит, но то, что «Юань Ши» дважды в двух биографиях Субэдэя приводит сведения о битве на Калке, является подтверждением исключительной важности этого события. Цзюань 121: «Также дошли до Калки, встретились и имели сражение со старшим и младшим Мстиславами, относящихся к русским. Пленили их» [12, с. 228]; цзюань 122: «В 18-м году [правления Чингисхана] (1223 г.) [Субэдэй] отправился в карательный поход усмирять кипчаков. [Он] имел кровопролитнейшее сражение с русскими, со старшим и младшим Мстиславами и покорил их» [12, с. 241–242].
Русские князья, собравшие силу, способную сокрушить захватчиков, не сделали этого, сражаясь не кулаком, а растопыренными пальцами, которые монголы с удовольствием переломали по отдельности. «Русские в сражении при Калке оказались толпой, не спаянной ни воинской дисциплиной, ни общим командованием — их полки вступали в бой поодиночке и также поодиночке были разбиваемы монголами» [6, с. 332]. Самый амбициозный из князей Мстислав Удалой — автор Липецкой бойни[70], а также будущий король юго-западной Руси — Даниил, прозванный впоследствии Галицким, удирали так, что даже хорезмшах позавидовал бы. Они-то убежали, а вот простым ратникам не повезло: монголы преследовали их до самого Днепра, методично уничтожая. Впрочем, во время отступления погибло и шесть князей, погиб и один из немногих здравомыслящих воевод Юрий Домамирич, погибло семь десятков прибывших из Владимиро-Суздальской земли богатырей, возглавляемых боярином Александром Поповичем, который в былинах воспет как Алеша Попович. Ростовский князь Василько Константинович задержался в пути со своей дружиной и остался жив, но судьба уготовила ему другую участь, героическую и страшную.
70
В сражении у Липецка в результате междоусобных противоречий, существующих между русскими князьями, погибло более 10 000 русичей.