Рассматривая 1236 год как год начала Великого западного похода, принесшего с собой величайшую в истории Восточной и Центральной Европы трагедию для народов, там обитающих, исследователи упускают из виду произошедшее в том же году событие, не соответствующее устоявшимся представлениям о Монгольской империи и способах ее существования. Из «Юань Ши» (цзюань 2): «Весной в начальной луне года биньшэнь (9 февраля — 8 марта 1236 г.). Был дан высочайший указ напечатать бумажные ассигнации („цзяо-чао“) и пустить их в обращение» [12, с. 171]. Остается только развести руками: получается, что на одной стороне континента подданные Угэдэя ходят по локоть в крови, а на другой совершается экономическая реформа[130], о которой в Европе задумаются лишь через века[131]. Эти факты и по сей день заставляют, с одной стороны, ужасаться, а с другой — восхищаться феноменом созданного Чингисханом государства.
Но вернемся в земли булгар, которые были разгромлены, а города их разрушены, после чего, по словам Рашид ад-Дина, «пришли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили царевичам (курсив мой. — В. 3.) покорность, были щедро одарены и вернулись обратно» [38, с. 406). Тогда же, зимой 1237 года, был собран очередной совет «принцев» и «эмиров», на котором было решено, что каждый из царевичей пойдет «со своим войском облавой, устраивая сражения и занимая попавшиеся им по пути области» [38, с. 407]. Началась крупнейшая из подобных облав, южный ее фланг упирался в Кавказ, а северный достигал р. Вятки. Целью северной группировки было приведение к покорности финно-угорских племен — мокшей, буртасов, суваров[132] и вотяков[133] [6, С. 351], из «порфирородных», воевавших на том направлении, там присутствовали «сыновья Джучи — Бату, Орда и Берке, сын Угедей-каана — Кадан, внук Чагатая — Бури и сын Чингиз-хана — Кулкан» [38, с. 4–7]. Связующим звеном всей этой гигантской удавки являлся Субэдэй, который направился на правобережье Итиля в пределы Дешт-и-Кипчак. «Весной 1237 года монгольские войска под предводительством Субэдея двинулись в прикаспийские степи и развернулись широкой облавой на половцев» [27, с. 58].
В конце лета 1237 года оба фланга орды, проделав свою кровавую работу, «соединились в нижнем течении Дона» [27, с. 58], где осенью «все находившиеся там царевичи устроили курил тай» [38, с. 407], на котором, скорее всего, и было принято решение поставить Бату джихангиром над всем войском [27, с. 58], но главное — о том, что чингисиды «по общему согласию пошли войной на русских» [38, с. 407]. «Поскольку Субедей намеревался продолжить поход далеко на запад, в киевские земли, а затем Венгрию, он должен был обеспечить безопасность своего северного фланга для будущих операций. Это делало уничтожение власти северорусских князей предпосылкой успеха всей дальнейшей экспансии на запад. Как ни кажется парадоксальным для современного читателя, но… Субедей рекомендовал зиму, как наилучший период военных операций в Северной Руси» [24, с. 58]. Выше уже говорилось о боевых качествах монгольских воинов, закаленных суровым климатом Центральной Азии, и о монгольской лошади, привычной к жесточайшим морозам, поэтому Субэдэй «основным преимуществом зимней кампании» видел «то, что многочисленные реки и озера Северной Руси покрыты льдом, что облегчало операции захватчиков» [24, с. 58]. Замерзшие реки превращались в ледовые дороги, а все русские города стояли на реках-дорогах.
Существует мнение, что Субэдэй «…в сущности, ничем не рисковал, напав поздней осенью 1237 года на северо-восточную Русь. Он понимал — лишь объединенные силы всех русских земель смогут… противостоять воинству, но… однако точно знал (курсив В. А. Чивилихина. — В. 3.), что не встретит их, а разгромит поодиночке» [11, С. 98–99]. Действительно, Субэдэй никогда не отказывал себе в удовольствии бить врагов порознь. И наконец, в той ситуации, которая возникла к осени 1237 года, война была абсолютно неизбежна независимо от того, кто бы ни сидел на великокняжеском столе во Владимире или Киеве, будь то Всеволод Большое Гнездо либо Владимир Мономах. Столкновение обязательно произошло бы. Ходят споры о том, кто победил бы, напади монголы столетием раньше или позже, но, анализируя образцы монгольской дипломатии и действия их полководцев, можно с уверенностью утверждать, что удару орды не смогли бы противостоять ни Святослав, ни оба Владимира, ни прочие… Вопрос заключался бы лишь во времени завоевания. Примером тому Китай, вначале Цзинь и Си Ся, затем Сун, и это притом, что население тогдашней Поднебесной превосходило население Руси не в один десяток раз.