Редакция 2023 (против 2016 года)
Меня давненько напрягало, что около 80% читателей бросают серию Субъект на первой книге, а 50% прочитавших всю серию целиком, негативно высказываются о самом ее начале.
Написал я первую часть в далеком 2016 году и насколько я помнил, в ней не было ничего лишнего — каждая деталь казалась неотъемлемым компонентом одного большого механизма. Большой отсев читателей я списывал на избыток научной составляющей и неторопливую сюжетную завязку. Ну, такова задумка, — думал я. Уже поздно что-то фундаментально перекраивать. Да и в целом серия получила большой успех и распространение.
Но на январских праздниках что-то подстегнуло меня взглянуть на первую книгу еще раз. Посчитал, что будет интересно взглянуть на нее более зрелым, взматеревшим взглядом. Тем более что слепая любовь к своему детищу за столько лет подугасла, как и память о подробностях, которые в нем написаны. Наконец я мог оценить собственную книгу, как чужой, непредвзятый человек. Ну и что могу сказать... Я подо*ерел.
Первый том содержит кучу действительно ненужных и вычурных описаний. Они не влияют на сюжет и их с очень большой натяжкой можно назвать «элементами атмосферы». Их я вырезал. Куча самоуверенных и неопытных утверждений, от которых то и дело меня охватывал испанский стыд. Их тоже вырезал. Много пространных и неуемно длинных предложений. Я не помню, чем руководствовался, когда их строил, но сейчас их сократил в 2-3 раза, сохранив смысл. А некоторые и вовсе вырезал, не посчитав нужным упрощать.
Диалоги же в первом томе, к моему удивлению, частенько пованивали шовинизмом или откровенной глупостью. Местами мне гг даже казался ничтожеством. Обычно, это нормально, когда такова задумка, и автор хочет показать, к чему приводит ничтожность персонажа. Но в данном случае, все обыгрывалось как само разумеющееся. Второстепенные персонажи одобряли кринжовые мысли героя и сюжет им благоволил — типичный признак писательской незрелости. Так что диалоги я тоже сильно поправил, а в некоторых местах переписал с нуля.
Итого, с 718 т.з. объем произведения похудел до 611 т.з. Теперь все оставшиеся в нем знаки работают только на сюжет и ни на что больше. Понятное дело, что сам по себе научный стиль я вырезать не стал, ведь это то, что делает Субъекта Субъектом. Но я уверен, что теперь взгляд читателя будет спотыкаться куда реже.
Пролог
Лейтенант приподнял оградительную ленту, освобождая проход. Прибывший осмотрелся. Участок был на удивление хорош, просторен. Высокие стены усадьбы озаряли проблесковые маячки полицейских машин. Вечерний воздух был приправлен копотью. Холеное лицо сморщилось и будто с мольбой обратилось к небу. Небо неодобрительно хмурилось в ответ.
– Не… Сюда Господь точно не заглядывает, – понимающе ухмыльнулся оперативник.
Прибывший покосился на него, как на душевнобольного. Было видно, как он с трудом сдержался от колкости.
– А мне казалось, ему нет места там, куда приходим мы.
– Ах да, да… Вы ж люди науки, – осклабился оперативник, – не то что мы, холопы верующие…
Ученый дипломатично кашлянул.
– Надо полагать, вашим экспертам пока не удалось установить предположительные…
– О, там настоящая бойня… Так сразу и не скажешь. Некоторые выглядят так, будто в аварию попали. Даже не знаю, чем их… Пойдемте, глянете сами. Вот, кстати, – полицейский протянул ему пачку салфеток. Тот свысока уставился на них.
– Салфетки? И что же я, по-вашему, должен с ними делать?
Лейтенант пожал плечами и спрятал их обратно в жилетку. В прихожей до сих пор витала пыль, а на дорогом, узорчатом ковре рядом с треснувшей стеной поскрипывала под ногами бетонная крошка. Люстра, старомодная и увесистая, каким-то чудом горела, озаряя разрушения и лица вошедших. Лейтенант только сейчас исподлобья заметил, что у прибывшего белая, как снег, не только кожа, но и волосы, брови, ресницы, и только глаза отдавали слабым багрянцем. Впрочем, такими ученых он себе и представлял.
– Там граната жахнула, – объяснил лейтенант, глядя на то, как тот с брезгливостью провел рукой по своим белым прядям. – Ничего интересного. А вот что выше, м-м…
На втором этаже бесшумно сновали судмедэксперты с линейками и лазерными дальномерами, светя ими в пулевые отверстия на стенах. Безостановочно щелкали фотоаппараты, освещая застывшие в неестественных положениях тела. Альбиноса передернуло – один из трупов был сложен пополам, как скрепка. А еще одного, в дверях, будто зажевало металлорежущим станком.
– А я про что, – довольно протянул оперативник, заметив реакцию, – но это еще ничего.
Он приотворил висящий на петлях огрызок, чтобы человек науки смог проскользнуть в проем, не наступив случайно на останки. Крови было разбрызгано так много, что даже томно-малиновый цвет обоев не мог этого скрыть. С кричащим бахвальством нависала над камином медвежья пасть, раскрытая в беззвучном и навсегда застывшем крике. Под обломками шифоньера угадывалась чья-то мясистая рука. Скривившись, альбинос демонстративно отвел взгляд.