– И вы туда же… Неоднократно же повторял. Я это увидел!
– Как?! – чуть ли не вскричал он.
– Так же, как и вашу сросшуюся трещину на большеберцовой кости. На той же ноге отсутствует мениск. Дайте угадаю… Однажды вы были ярым поклонником футбола, а левая нога была ведущей? Так же, как и ваш внушительный сейф в стене, который абсолютно пуст, в отличие от тайника, сокрытого в полу и задвинутого от лишних глаз вот этим большим и черным креслом. Так же, как и… – я понизил голос. – Силиконовую грудь у вашей секретарши…
Лицо директора потемнело.
– Так же, как и вашего генменеджера, которому, кстати говоря, лучше бы работалось где-нибудь в театре…
– А с ним что?
– Шумиха, которую он устроил с исчезнувшими столовыми приборами – просто спектакль. Он сам их вынес…
– Ты уверен? – его лоб недоброжелательно нахмурился. – Впрочем, да, я… – он покосился на уставившуюся в монитор секретаршу. – Тебе верю.
– Простите, если задел вас…
– Да ничего, зато наглядно, – начальник поскреб свой заросший подбородок. – И да, мне сразу надо было сказать… Со мной связывались одни люди… Интересовались тобой. Говорят, в научных целях.
– Какие люди? – сразу напрягся я. Тогда, сразу после происшествия, всех пострадавших, включая меня, отвезли в городское отделение больницы. По результату первых же беглых обследований стало ясно, что почти все надышались ядовитыми испарениями и им срочно требуется дезинтоксикационная терапия. Одним из немногих, кто не нуждался в ней, как ни странно, был я. Но даже таким счастливчикам надлежало пройти еще пару профилактических диагностик и ради формальностей пробыть в учреждении до вечера.
И пока я терпеливо ждал, ко мне тогда подплыл психотерапевт с экзотически белыми волосами, и объяснил, что в целях устранения посттравматического стресса, он должен расспросить меня подробно о том, что произошло, и как я к этому отнесся.
– А какого они цвета? Картинки, что вы видели…
Глянув в его необычайно серьезные глаза, отливающие слабым багрянцем, я вздохнул и без утаек поведал обо всех своих нереальных видениях, включая те, что были сразу после падения с карусели.
Но что показалось странным, так это с его стороны ни единого вопроса или малейшего уточнения о моем самочувствии и эмоциональных потрясениях, ради улаживания которых он вроде бы как и пришел со мной поговорить. Вместо этого он уточнял:
– Где работаете? Где именно?
– Через металл тоже видите? Так же четко?
– Светится, говорите… А лучи солнечного света так же светятся? Или по-другому?
– Можно подробнее?..
Он только и делал, что переспрашивал о характере моих видений, требовал деталей и настолько тончайших подробностей, что мне порою не хватало слов, и я прибегал к красочному языку жестов. За весь разговор его обескровленные губы ни разу не дрогнули в глумливой усмешке. Было в его внимании нечто жуткое. Стерильное. Сделав последнюю пометку в своем журнале, он заверил, что не видит никаких причин для беспокойства и, кажется, психически я вполне здоров.
Здоров?! – хотел я тогда переспросить, но тот ускользнул из палаты так быстро, что на один миг я даже успел предположить о его галлюциногенном происхождении, тем более что его лицо, несмотря на выраженный альбинизм, было незапоминающимся, будто из сна, который пытаешься вспомнить после сразу пробуждения. И сам диалог, стало быть, выдуман и происходил в моей голове… Если бы не движущееся пятно фигуры в холле, которая не могла укрыться от меня за стенкой.
Все бы ничего, вот только буквально через несколько минут подошел еще один специалист, что так же представился психотерапевтом, цель которого поговорить по душам и, тем самым, смягчить последствия моего посттравматического стресса. Стоило мне заикнуться о только что предшествующем ему коллеге, как тот сразу скорбно покачал головой и записал меня на сеансы психотерапии. Этому о своих видениях я решил умолчать.
– В подробности особо не вдавались, – сказал директор. – Лишь намекнули на особые полномочия, а затем потребовали немедленно устроить встречу с тобой. Тут я был бессилен отказать, – он виновато почесал грудь. – И их агент должен прибыть с минуты на минуту.
Я чуть не поперхнулся.
– Что?
– Да ты чего, расслабься, – удивился директор, по-приятельски хлопнув меня по плечу. – Организации такого размаха хоть и не привыкли терпеть отказ, но я сомневаюсь, что они занимаются чем-то незаконным… Того и глядишь, еще и знаменитостью станешь… И шариковые ручки больше не придется впаривать, ха-ха…
Я хотел было поспорить, но завис на полуслове, к чему-то прислушиваясь. В дебрях здания промелькнуло настораживающее эхо чьих-то шагов. Впрочем, нет. Оно вовсе не призывало насторожиться. Скорее, напрячься, сосредоточиться, приготовиться к давно предвкушаемому моменту, как бывает в преддверии озвучивания оценок за экзамен или в момент судорожного вскрытия коробочки с подарком, найденной под елкой на Рождество. Подобное ощущение обычно охватывало от только начавшейся, но уже заставившей замереть всем телом музыки, которая своим вступлением, своими первыми же ударными партиями внушает неистовую веру и надежду в ее полное соответствие твоему вкусу. Мои губы разъезжались в блаженной улыбке.