Выбрать главу

Но, несмотря на полное отсутствие кровоснабжения и иннервации, мой мозг поддерживал в них жизнь удаленно. Только для чего? Тело нужно было для перемещения в пространстве и для различных физических манипуляций, без которых мозгу не выжить. Но сейчас всему этому альтернативой служила моя способность. Странно, что голова до сих пор самостоятельно не отделилась от тела, как от бесполезного груза. Ведь живем мы, чтобы выжить, и моих способностей вполне будет достаточно, чтобы пережить всех, даже без конечностей. Ах да… Живем мы не только ради самого факта жизни, но и экспансии генетического материала. А разместить в голове его производственную фабрику довольно-таки непросто… Теперь, кажется, понятно, почему мое тело еще не начало гнить.

Я понемногу осматривался вокруг себя и квартиры. Паника на улице подутихла, люди возвращались к себе по домам. Было непривычно и жутко смотреть, как человекообразные фигуры поднимаются по зависшим посреди нигде платформам и линиям, захлопывают за собой чуть более яркие, чем пустота прямоугольники и расслабляются, наверняка чувствуя себя сокрытыми и защищенными от бесконечности. Но на деле они по-прежнему оставались в этой бескрайней черной пустоте. И из нее же они и состояли. Изолированная от остальных отключенных органов чувств алиеноцепция нагнетала жуть и вселенскую безысходность.

Но пытаясь отвлечься от этого зрелища, я спохватывался, что единственным убежищем от него могут быть только мои мысли. Обо мне, о содеянном мной, о том, с чем я остался наедине… И это казалось гораздо нестерпимей, поэтому я вынужден был блуждать вниманием где угодно, лишь бы подальше от себя.

* * *

Стрелки часов клонились вверх. Электричество в городе возобновили. Усилием воли я включал и выключал свет в комнате, замечая с каждым разом все больше разницы между тьмой и светом в своих понемногу восстанавливающихся глазах. Местоположение лампы я уже смутно различал. Вещи в комнате постепенно обретали форму.

Чтобы не сойти с ума, я приказал своему телу встать и прогуляться до кухни. Наблюдать за собой со стороны приходилось уже меньше, так как у меня снова появилась какая-никакая возможность смотреть на мир через глазницы, пусть и было все как в воде, еле различимо, словно на дне глубокого озера, мутные вещи появлялись в поле зрения неожиданно, но все же психологически так было куда уютнее. Так снова можно было выдвинуть предположения, что я жив.

Предположения… Сейчас все мои ничтожные ощущения опирались только на них. Кухонные принадлежности и интерьер я различал только по мере приближения к ним своих подслеповатых глаз. К сожалению, предположения о том, что за предмет передо мной, проявлялись в моих глазах гораздо раньше самого предмета. Поэтому приходилось подключать воображение.

Глянув в окно, я не без труда убедился, что уже наступила ночь. Мерклое, светящееся пятнышко застыло прямо над углом соседней крыши, между будкой и антенной. Многие не спали, а застыли в напряженных позах у себя дома, будто размышляя, или же окаменели перед телевизором. Какая-то машина бессмысленно кружила вокруг дома, проезжая мимо пустой детской площадки. Прижимаясь щекой к стеклу, я запоздало почувствовал в нем трещину – последствия ударной волны взрыва. В мыслях опять грозой озарилось произошедшее. Я судорожно попытался взворошить в себе хоть что-то светлое, имеющее смысл, надежду, стимул двигаться вперед, чтобы прикрыться от этой смертной тоски, но такого не нашлось.

В отчаянии я вспомнил про прилежащее ядро, уже было приготовился его простимулировать, чтобы скорее забыться, простить себя, смириться со случившимся, пересмотреть все на другой, щадящий лад, адаптироваться к невозможному, но… Чувство вины оказалось куда сильнее страха перед страданием. Я заслужил это. И я не должен от этого убегать. Хоть раз. Всегда в своей жизни я старался убежать от проблем, а если они и казались неизбежными или они заключались во мне самом, я их старался попросту игнорировать. Разукрашивать. Заслонять их чем-то своим, ярким, вымышленным, лишь бы не видеть…

Но только не принимать такими, какие они есть. В этом была моя главная слабость, идущая прямиком из детства, сразу после того как…