Д. МАМИН-СИБИРЯК
ПОЛНОЕ СОБРАНиЕ СОЧИНЕНиЙ
ТОМ ВОСЬМОЙ
ИЗДАНиЕ Т-ва А. Ф. МАРКС # ПЕТРОГРАД
1916
СУБЕКТ.
I.
-- Что же вы смотрели, Жорж? Где вы были все время?-- с раздражением в голосе спрашивала Анна Павловна.-- Теперь я могу говорить с вами откровенно, потому что все кончено... Ах, Боже мой, Боже мой... Я говорю о моей бедной Эллис, точно она умерла... И умерла. Да... Нет Эллис! Понимаете вы это, несчастный вы человек?.. И знаете: если кто виноват во всей этой истории, так вы... -- Я?!... -- Да, вы... вы... вы!.. Жорж вытянул губы, поднял брови и сквозь зубы издал неопределенный звук. Это был совсем приличный молодой человек, т.-е. молодой человек относительно: под тридцать, а может, и за тридцать лет. Петербургские молодые люди в этом отношении удивительный народ,-- как будто и молодой, как будто и старик. Во всяком случае, он находился в том критическом возрасте, когда мамаши, имеющия взрослых дочерей, относятся к таким молодым людям с особенной материнской внимательностью. Ничего особеннаго Жорж, конечно, не представлял, но зато был приличен безусловно. Всегда одет прилично, как одеваются солидно-богатые люди, всегда гладко выбрит, спокоен и сдержан. Правда, что у этого типа молодых людей лицо является точно дополнением всех остальных приличий, но ведь Жорж не готовился быть оперным певцом, адвокатом, модным дамским портным -- следовательно он мог обойтись даже и совсем без лица. Он бывал в доме около трех лет, сделался почти своим человеком, а между тем Анна Павловна только сейчас заметила, что у Жоржа русые волосы, предательски начинавшие редеть на макушке, маленькия уши, неопределеннаго цвета глаза и правильный нос, совершенно правильный, точно он был взят с какого-то другого лица. Анна Павловна посмотрела на Жоржа прищуренными глазами, чувствуя, как ненавидит его теперь всей душой -- вот именно -- за приличие. -- Скажите, пожалуйста, Жорж, сколько вам лет?-- спросила она совершенно неожиданно даже для самой себя. -- Мне?.. Гм... Вопрос довольно смелый, Анна Павловна, и... и, говоря между нами, запоздалый. -- Под сорок,-- решила Анна Павловна, довольная, что хоть этим может кольнуть его.-- Вон у вас гусиныя лапки около глаз появляются... макушка лысеет... одним словом, подержаный джентльмен. -- Если хотите, я согласен на все... -- Вы меня возмущаете, Жорж... Я нарочно послала за вами, чтобы сообщить эту ужасную весть... Даже сразу не решалась сказать вам всего прямо, чтобы не убить вас такой неожиданностью. А вы... Я знаю, что вы любите Эллис. Да?.. -- Да... -- У вас было обяснение, я знаю... Помните, когда вы ездили на тройках? Эллис вернулась такая взволнованная... Бедная девочка воображала, что я ничего не вижу, не понимаю и не чувствую, точно родилась старухой... Впрочем, это общая ошибка всех молодых людей. Что же вы мне ничего не отвечаете?.. -- Виноват, я не понял хорошенько вашего вопроса... -- Ах, Боже мой! Да вы каменный столб какой-то... Было у вас обяснение с Эллис?.. -- Да... -- Ну, и что же? -- Она просила подождать... -- Чего подождать? -- Она хотела серьезно подумать... Вообще не решалась... -- Вы делали ей предложение? -- То-есть как вам сказать... гм... Я сказал, что очень ее люблю... -- Нуда,-- это совершенно одно и то же... Порядочный молодой человек не будет шутить подобными словами. Конечно, Эллис стеснялась мне обяснить все, потому что... Ах, это было такое деликатное, нежное создание... Анна Павловна прибегла к помощи своего надушеннаго кружевного платка, чувствуя, что в ея годы даже плакать некрасиво. Ведь хорошо только молодое горе, и только оно вызывает искреннее сочувствие, а старыя слезы никому не нужны. Вот сейчас у ней опухнуть веки, по лицу пойдут какия-то ржаво-красныя пятна, под глазами выступят мешки, и вся кожа на лице примет такой противный, дряблый вид, как всякая старая кожа. Рано поседевшие волосы придавали Анне Павловне эффектный вид -- это единственное, что у нея оставалось, а прежней красоты не было и в помине. Да она и помирилась с собственной старостью, помирилась во имя своей Эллис, в которой начинала жить повторенной жизнью, как все матери. О, ея Эллис будет застрахована от тех специальных ошибок, которыя с такой роковой последовательностью повторяются всеми женщинами и которыя непоправимы. Прежде всего молодыя девушки совсем не знают, что такое мужчина, потому что видят всего двух-трех молодых людей и в этих пределах делают свой выбор. Эллис вращалась в большом кругу и быстро усвоила себе равнодушно-иронический тон по отношению к молодым людям. Она ставила даже втупик своими смелыми ответами и находчивостью. В этом получалась пикантная прелесть: молоденькая девушка держала себя, как понимающая все женщина. И вдруг Анна Павловна требовала сочувствия от Жоржа, а тот только вежливо мычал. -- У вас не кровь в жилах, а мутная вода!-- заявила Анна Павловна, выходя из себя окончательно.-- Упустить такую девушку, как Эллис... Ну, скажите, где вы были раньше? Что вы думали? Ведь вы уж прошли весь круг ваших скверных удовольствий': все кабаки, ces dames, легкия интрижки с замужними женщинами,-- оставался последний шаг. Я знаю, что у вас есть небольшое состояние, какая-то там служба, ну, одним словом, вам нужно было жениться на Эллис. Понимаете, что я говорю с вами, откинув всякую материнскую гордость, потому что меня это убивает... Быстро поднявшись, Анна Павловна сделала тур по комнате, шурша шелковым платьем о мебель,-- ея гостиная была заставлена всевозможной мебелью, как в мебельном магазине. Жорж следил за ней прищуренными глазами, и чуть заметная улыбка скользнула по его губам. Право, эта Анна Павловна была еще ничего, особенно, когда повертывалась спиной: такой высокий рост, стройная фигура, одним словом, женщина вполне, если бы не поблекшее прежде времени лицо. -- Что же вы молчите, Жорж? -- Что же я скажу, Анна Павловна? Гостиная, где происходил настоящий разговор, по наружному виду говорила о привычках к настоящей, солидной и тяжелой роскоши; но опытный глаз заметил бы, что вся эта обстановка точно омертвела. Кое-что нужно было подновить, кое-что убрать, кое-что прибавить, а главное -- не чувствовалось уже здесь живой руки, которая любовно следила бы за всеми этими мелочами обстановки. Разнохарактерная мебель толпилась здесь по старой привычке, потому что нужно же было где-нибудь стоять. Анна Павловна уже давно не следила за ней, доволествуясь настоящим. Если заводить, так заводить все новое, а Эллис ничего не нужно. Странная это девушка, и даже это девичье равнодушие к ней идет. В заключение сцены с Жоржем, Анна Павловна достала письмо Эллис и прочла его с некоторыми купюрами. -- "Тебя удивит это письмо, моя родная",-- читала Анна Павловна, наслаждалась своим собственным горем.-- "Тебя удивит"... Конечно, удивит, хоть до кого доведись!.. "Меня тоже удивляет, и я до сих пор не могу понять, как все это случилось". А вот я так понимаю: Эллис -- ребенок, и будь она при мне -- никогда ничего подобнаго не случилось бы. Поехала погостить к тетке в провинцию на две недели, и теперь... извольте радоваться... В последнюю зиму у Эллис сильно изменился цвет лица, и я сама настояла на этой поездке. Да... "Мой муж -- как мне странно писать это слово!-- мой муж, вероятно, тебе не понравится с перваго раза, а потом ты сама его полюбишь. Есть люди, к которым нужно привыкнуть -- Сергей именно такой человек"... Воображаю, хорош гусь! "Он из старинной дворянской семьи, имеет небольшия средства"... Нет, довольно, довольно! Я больше не в состоянии... Разве это походит на мою Эллис?.. Нет, я уверена, что это было временное сумасшествие, и даже наука признает такие случаи. -- Д-да...-- протянул Жорж, разсматривая выхоленные ногти.-- Конечно... А как фамилия этого... гм... -- Этого субекта, вы хотите сказать? И фамилия вульгарная: Сергунин, Сергей Владимирович... Нет, я в отчаянии... Даже, знаете, я начинаю сомневаться в подлинности этого настоящаго письма... Не мистификация ли?.. Ведь вы знаете руку Эллис, вот посмотрите... Жорж взял смятое письмо, внимательно разсмотрел знакомый тонкий почерк и даже прочитал маленькую приписку, пропущенную Анной Павловной: "Скажу тебе, мама, по секрету, что я счастлива и очень люблю моего Сергея"... -- Дда...-- промычал Жорж, возвращая письмо. -- Что -- да?.. -- Это ея рука... Писала Эллис. Да... Вся эта сцена ужасно утомила Анну Павловну. Она вышла из своей обычной роли выдержанной светской женщины и даже говорила совсем другим языком, почти вульгарно, чего с ней тоже не случалось раньше. Правда, дома она не любила стесняться выражениями, но это было только дома, без посторонних глаз. Жорж даже удивился, когда Анна Павловна заговорила с ним именно этим домашним языком. Это даже немного покоробило его в первую минуту, а потом он пожал плечами, как человек, привыкший прощать женщинам все. Например, сейчас -- для чего Анна Павловна вызвала его, Жоржа? Чем он может быть ей полезен?.. Именно женская логика только и могла придумать подобную нелепость. В поверенные Жорж не годился, утешать не умел, а женских слез не выносил. Высидев ровно столько времени, сколько требовало приличие, Жорж поднялся. -- Вы уходите?-- с каким-то ужасом прошептала Анна Павловна, хватая его за руку.-- Как же я... я останусь одна?.. А я