его, свой позор, свое несчастие... Убедившись, что на квартире поймать Жоржа невозможно, Сергунин решился разыскать его в одном из тех кабаков, где живут изо дня в день этого сорта люди. Но это оказалось гораздо тяжелее, чем он предполагал, потому что все эти привилегированные кабаки, модные рестораны и разные веселые уголки вызывали в его воображении целый ряд самых ревнивых картин. Ведь это целая школа, которую проходят даже семейные петербургские люди. Он здесь встречал женщин и девушек совсем приличных, принадлежавших к обществу и пропитывавшихся этим ядом грубаго уличнаго и тонкаго заугольнаго веселья. Да, и его Эллис прошла ту же школу... Она даже сама мельком разсказывала иногда об этих притонах, с наивной предосторожностью ссылаясь на третьих лиц. Она тоже была пропитана этим тайным кабацким ядом и, может-быть, даже вспоминала о нем с тайным вздохом. О, это была медленная пытка, ужасная и безпощадная! Ведь здесь веселилась его Эллис, здесь она впитывала в себя миазмы столичной прожорливой улицы и здесь потеряла все то, чем так он полон, он, наивный провинциал, еще не утративший чувства омерзения, здоровой гадливости. Сколько нужно времени, чтобы вытравить из нея самое воспоминание об этих зараженных местах и удовольствиях, и только одна любовь может ее снасти. Раз, когда он ходил по одному из таких загородных садов, вглядываясь в лица и отыскивая своего врага, его внимание обратил на себя господин, сидевший за отдельным столиком. Молодой человек неопределенных лет, одет безукоризненно, как одеваются этого сорта молодые люди. Сергунин даже вздрогнул: это был он, Жорж... Чтобы проверить себя, Сергунин достал его фотографию, тайно врученную ему Анной Павловной, и сравнил. Да, это был он... У Сергунина пошли мурашки по спине. Наступила желанная минута. Чтобы не выдать своего волнения, он отправился в буфет и залпом выпил две рюмки коньяку. Потом он прошел мимо своего тайнаго врага, охваченный страхом, что тот убежит. Но Жорж сидел у своего столика в той же скучающей позе и соломинкой тянул какое-то пойло из высокаго стакана. -- Ведь это, кажется, Жорж?-- обратился Сергунин к старому лакею. -- Они-с... Сергунин даже улыбнулся, счастливый собственной находчивостью. Ведь в этих кабаках все завсегдатаи известны под своими домашними кличками,-- это одна семья. Вместе с тем Сергунин удивлялся, что к такую минуту его могли забавлять такие пустяки. Прежде чем подойти, он сделал несколько туров. Мимо двигалась тысячная толпа праздных людей, точно волна. Но Сергунин больше никого по замечал, охваченный какой-то томящей жаждой поскорее увидеть, как вот этот самый Жорж испугается, побледнеет, сделает жалкое лицо и даже, может-быть, побежит. -- Можно занять это место?-- вежливо сказал Сергунин, подойдя к Жоржу. -- Пожалуйста...-- лениво ответил Жорж, не выпуская своей соломинки. Сергунин неприятно был поражен своим собственным голосом, точно это говорил не он, а кто-то другой -- хрипло и неприятно. Затем ему пришлось перевести дух, точно он взобрался на высоту. А Жорж продолжал сосать свою соломинку, ничего не замечая. Это равнодушие еще больше возмутило Сергунина, придав ему силы. -- Вы, вероятно, не знаете меня...-- обратился он к Жоржу, стараясь произносить слова твердо и отчетливо.-- Моя фамилия -- Сергунин... На него поднялись апатичные глаза Жоржа -- и только. Впечатление выразилось неопределенным звуком, выпущенным сквозь зубы. -- Сергунин?.. Ах, да... Чем могу служить вам?.. Спокойствие Жоржа подняло в Сергунине всю кровь. Оно не спускал глаз с врага и, подавая свою визитную карточку, проговорил уже вызывающим тоном: -- Предоставляю, конечно, вам выбор оружия, места и времени... Жорж внимательно прочитал карточку, адрес ея владельца и, лениво подняв глаза, спросил: -- Вы провинциал?.. -- Да... Но, надеюсь, это к делу не относится, тем болею, что мы, кажется, понимаем друг друга без слов... -- Это... это вызов на дуэль?.. -- Да... Жорж выпустил свою соломинку, откинулся на спинку садоваго стула и заговорил своим равнодушным тоном: -- Я понимаю ваше настроение и... даже сочувствую вам. Да... Но ведь дуэль -- самая несправедливая вещь... да. Я понимаю, что вы будете стрелять в меня, но не понимаю, что вам за охота подставлять свою голову. Ведь вы ничего дурного не сделали... да? Вы -- оскорбленный человек, и несправедливо именно вам рисковать своей жизнью. -- Пожалуйста, нельзя ли без нравоучений!.. -- Но ведь я могу же высказать свое убеждение, принимая ваш вызов? -- Убеждение? Ха-ха... Жорж смутился, пожевал губами и тоже улыбнулся. Придвинувшись ближе, он внимательно оглядел своего противника и заговорил, не повышая тона: -- Представьте себе такую комбинацию: вдруг я убиваю вас... Помимо того, что я отниму жизнь у хорошаго человека, я еще сделаюсь посмешищем. Все будут указывать на меня пальцами; "Вот этот Жорж убил на дуэли оскорбленнаго мужа". В моем положении показаться смешным -- это граница самаго последняго. Я наконец чувствую, что вы действительно хороший человек, полезный член общества, пр