Однако, Бена не оказалось дома, в чем не было совершенно ничего удивительного: он часто пропадал на киносъемках и мог не появляться в квартире по несколько дней, возвращаясь настолько уставшим, что не раздеваясь, падал на кровать и тут же засыпал, уткнувшись лицом в подушку. Рей могла бы заподозрить его в связях с мафией, если бы прежде ей не приходилось частенько присутствовать на съемочной площадке, куда все время стремилась очарованная магией кино Женевьева. Хотя в действительности, Рей не имела четкого представления, какую именно работу там выполняет ее супруг. Она знала лишь то, что он отлично владеет даром убеждения и часто занимается с актерами, готовящимися к исполнению своих ролей. Боже, и какой же дурой она была, когда ревновала его к симпатичным актрисам, так и вившимся вокруг! Ревновала, потому что понимала, что хоть его внешность и далека от общепризнанных эталонов красоты, но природное обаяние способно расположить к нему любого собеседника. Чувствовала природный магнетизм, почти звериный, первобытный, дурманящий голову, вероятно, не ей одной. Опасный, звериный магнетизм. Могла насторожиться раньше. Но теперь злиться на себя было бессмысленно, ведь она не догадывалась в те моменты, что человек рядом с ней имеет двойное дно и, вероятно, крайне темное прошлое.
Служанки в доме тоже не оказалось, вероятнее всего, Бен отпустил ее, когда Рей сбежала, чтобы не путалась под ногами. И Рей бродила по опустевшей квартире в полном одиночестве, разглядывая все предметы в ней, фотографии, картины, роскошные вещи, удивляясь тому, что раньше ее совершенно не смущало, что у них не было абсолютно ничего из времени до ее амнезии. Она верила тому, что ей говорят. Словно она родилась в тот солнечный день в Венеции, а до того момента и вовсе не существовала; была мертвым мрамором, из которого сумасшедший Пигмалион наконец-то смог вылепить свою Галатею.
Рей обосновалась в кабинете и так и задремала за столом, когда наконец-то в прихожей хлопнула дверь. Девушка мгновенно подобралась и прижала к груди сумку, отяжеленную заранее заряженным пистолетом. Она не удивилась бы, если бы Бен, как обычно, сразу отправился спать, но он каким-то образом почувствовал ее присутствие и смог отыскать гостью в лабиринтах комнат.
- Рей? – он остановился на пороге и стянул с шеи уже развязанный галстук, - ты… где ты была? Где Женевьева?
Рей была поражена таким спокойным приветствиям, она то рассчитывала, что он, если не свяжет ее и не запрет в жуткой пыточной камере, то как минимум будет орать, пока горло не сядет. Да, ей приходилось видеть супруга в гневе, к счастью, обращенном не к ним с дочерью, а к ленивым и пустоголовым ассистентам на площадке. И это внушало трепет. Хотелось убежать и спрятаться, что и пытались сделать несчастные работяги.
- Я ничего тебе не скажу, - заявила она, нащупав пальцами под тканью сумки холодную рукоять пистолета, - пока ты мне все не объяснишь.
- Что я должен тебе объяснить? – Бен повысил голос, но тут же, вероятно, осадил себя, - ты сбежала, не оставив даже записки. Я не знал, что и думать.
- Вот и не думай.
Мужчина судорожно вздохнул и опустился в кресло, напротив стола. Его темные глаза очень недобро сверкали, и было заметно каких усилий ему стоит держать себя в руках.
Рей вытащила из сумки скомканный газетный лист и подтолкнула к нему по поверхности стола. Бен поднес страницу к глазам и нахмурился. Девушка пыталась считать его реакцию, но тщетно. Выражение его эмоционального лица сейчас было слишком многозначительным.
- Я хочу знать, кто этот человек, - сказала Рей.
- Что ты вспомнила?
- Я видела его в кошмарах. Он мучил меня, - нехотя выдавила из себя она и решила использовать информацию, полученную от По, - он был надзирателем в концлагере. Тебе это что-то говорит?
Бен с отвращением швырнул лист бумаги на стол и помассировал виски пальцами. Взгляд Рей невольно зацепился за обручальное кольцо у него на пальце, и она бессознательно ощупала свою руку, ставшую такой голой без фамильного серебряного перстня. Да, верно. Чертов перстень.
- А ты сама как думаешь? – очень тихо спросил мужчина.
- Это ты мне скажи, Бен, - откликнулась Рей, - я не знаю, что мне думать.
- Господи, ну зачем, - простонал ее супруг, обращаясь, явно не к ней, а куда-то в пространство, не нуждаясь в ответе; и все-таки она ошиблась, - зачем ты ворошишь это все?
- Потому что я хочу знать правду.
- Правду, - эхом повторил Бен, - хорошо. Правду.
Он резко поднялся на ноги, отшвырнув попавшийся на пути стул, и уперся руками в поверхность стола. Его взгляд стал колючим и холодным.
- Правда, моя дорогая, - вкрадчиво начал он, бешено сверкая глазами при этом, - в том, что этот самый монстр из твоих кошмаров это я. Да, я служил в СС. Да, я был надзирателем в лагере. Да, я мучил тебя. И вообще делал много всякого разного дерьма, - на последних словах ему вдруг не хватило воздуха, и он прокашлялся, после чего закончил, совсем тихо, - ты довольна?
Рей не способна была думать и уж тем более внятно отвечать. Она вытащила пистолет из сумки, сжала в руке и вытянула перед собой, поражаясь тому, насколько, оказывается хорошо, гармонично оружие лежит в ее ладони. Как влитое. Словно она всю свою жизнь только и делала, что целилась в людей. Возможно, в этом была доля правды.
- Ну, давай, - удивительно спокойно сказал ее супруг и криво усмехнулся, - убей меня. Давно нужно было это сделать. Я глубоко заблуждался, когда думал, что все может быть иначе, и ты сможешь жить спокойно, если забудешь…
- Ты заставил меня забыть! – воскликнула Рей.
- Нет. Это сделал другой человек… не человек… не знаю, кем он был на самом деле, - медленно заговорил Бен, - но ты сама хотела этого.
- Да неужели! – выкрикнула девушка и потянула спусковой крючок. Теперь от выстрела ее отделяло одно движение пальца на курке. Но это не испугало Бена, он вдруг решительно обогнул стол, даже не потрудившись отвести в сторону ее руку с нацеленным на себя оружием, и мягко коснулся пальцами виска Рей. Резкая, острая боль пронзила ее от макушки до кончиков пальцев и в опустевшую от отчаяния голову хлынули воспоминания, словно вода, наконец-то подточившая до конца обветшавшие укрепления плотины.
Алжир. Песок в глазах. Париж. Сопротивление. Кайдел. Роуз. Гюрс. Монстр в маске. Волшебные силы. Книжки с картинками. Холодная вода горного ручья. Теплые руки. Теплые губы. Костер и чужой плащ на плечах. Душный смрад таверны. Завязанные глаза. Замок Сноука. Я не могу тебя потерять. Гюрс. Монстр, сжимающий ее в своих руках. Ты лучшее, что было со мной. Попытка бунта. Его глаза, когда он увидел воспоминания Кайдел. Голова Финна на подносе. Бегство. Париж. Нью-Йорк. Взрыв. Буэнос-Айрес. Варшава. Города и страны в цветном калейдоскопе, разрозненные картинки. Сумасшедший дом. Швейцария. Рим. Корфу. Роуз. Венеция. Постаревшие черты Сноука под алебастровой маской. Я не хочу тебя забывать. Я не хочу тебя забывать. Не хочу тебя забывать. Не хочу.
Рей потеряла равновесие и выпустила пистолет, но заботливые руки Бена во время удержали ее от падения. Она не стала сопротивляться, обессилено вцепившись в его плечи, и беззвучно сотрясалась от душивших ее рыданий. Бен ласково погладил девушку по волосам, выбившимся из прически.
- Ты убьешь меня? – услышала Рей голос прямо над своим ухом и судорожно мотнула головой.
- Я хотела забыть, - прошептала она, вырвалась из объятий и отступила к окну, захлебываясь своими слезами. Пистолет больше не ощущался в руках, как что-то приятное и Рей отшвырнула его с отвращением. Бен, вероятно, не совсем верно истолковал ее действия, поднял оружие с пола и протянул обратно ей. Рей вытерла слезы рукавами блузки и посмотрела на него со слабой улыбкой.
- Я хочу помнить, - сказала она.