А потом был тот год жизни, который просто-напросто выпал из памяти Рей. Она толком не знала, как им удалось выбраться из Гюрса, куда делась Роуз, что стало с Монстром, хотя ей всегда хотелось верить, что она убила его. Все это потонуло в пустоте. До того самого момента, когда она очнулась в полуразрушенном сарае под удивительно яркими звездами, смотрящими сквозь огромную дыру в потолке.
========== Глава девятнадцатая. Любимый немец ==========
Керкира, весна 1959 года.
Корфу встретил путешественников ярким солнцем, ослепительно голубым небом и дурманящими ароматами цветения. Зелени здесь было намного больше, чем в Риме, и она была настолько разнообразной, что от ее пестрого многообразия рябило в глазах. Все это – жара, душный влажный воздух с примесью морской соли, витающая в нем цветочная пыльца сыграли с Рей злую шутку. Девушка, в принципе проведшая добрую часть своей жизни в пустыне и имевшая весьма сложные отношения с водой, явно переоценила свои силы на счет морской прогулки. Стоило ей наконец-то ступить на твердую землю прекрасного греческого острова, как ноги ее подкосились, а в глазах потемнело. И только вовремя среагировавший По, спас ее от участи тут же разбить себе голову о мощеную камнем мостовую. Рей с трудом уняла приступ тошноты и головокружения и вцепилась в руку друга.
- Обычно морская болезнь беспокоит людей во время плавания, - усмехнулся француз, отводя ее подальше от трапа, все еще забитого людьми к пышному кусту гибискуса.
- Мой вестибулярный аппарат сопротивлялся до последнего, - пробурчала она, убрав руку и опершись на свои колени, - в самолете и то лучше…
И на глаза ей очень кстати попалась мусорная урна, потому что содержимое ее желудка резко начало проситься на волю. Ей оставалось только порадоваться, что волосы теперь короткие и не пытаются поучаствовать в унизительном действе. Наконец-то ей стало легче, она откашлялась и принялась вытирать лицо платком, чудом оказавшимся в кармане ее пальто. Впрочем, даже легкое пальто здесь было лишним.
- Будем считать, что ты так попрощалась с Италией, - не удержался от комментария По, за что Рей бросила на него самый злой взгляд из всех возможных. Он сделал вид, что не заметил ее раздражения и продолжил, - впрочем, здесь почти Италия. Ты скоро в этом убедишься. Все-таки еще до войны островом слишком долго владели венецианцы. Греческой аутентичности здесь намного меньше, чем в других местах…
- Надо было сразу заглянуть в справочный путеводитель, - хмыкнула Рей, - может, поедем куда еще? Где там есть твоя аутентичность?
- М-м-м, - потянул По, вживаясь в роль ее супруга, с которым они отправились путешествовать по греческим островам, - я думаю, тебе бы понравился Кос. Или Родос. Или…
- Ладно, - перебила его Рей, - мне легче и я хочу есть.
По улыбнулся своей самой блистательной улыбкой из всех, которые были в его арсенале. Его по-прежнему умиляло то, какое большое значение его подруга придает вопросам приема пищи. Все-таки с момента, когда Рей покинула Алжир, прошло двадцать лет, а она все еще никак не могла избавиться от вечного фантомного чувства голода. Концлагерь только усугубил картину. Послевоенное время было особенно щедрым к тем, кто пережил лишения тех тяжелых лет, предлагая им щедрое разнообразие вариантов того, чем можно было набить свой желудок. Слава капитализму, - мрачно усмехнулась Рей.
После насыщенной и разнообразной трапезы в маленькой домашней таверне, у девушки наконец-то появилось настроение посмотреть город. В их планы не входила долгая прогулка, но Керкира настолько очаровала Рей, что она уговорила друга провести здесь время хотя бы вечера.
В городе действительно было что-то итальянское – в этих домах, построенных во время власти венецианцев, деревянных ставнях, узких средневековых улицах, переплетающихся в причудливый лабиринт. И всюду, из каждого маленького садика и участка, не занятого домами, пробивалась сквозь каменные кандалы города, бурная, ароматная, средиземноморская зелень. А вокруг города, словно обнимая его со всех сторон, опоясывая полукругами небольших заливов, расположилось ласковое, голубое море. Такого цвета воды Рей не видела еще нигде и не могла поверить в реалистичность того, что открылось ее глазам. Она была уверена, что подобной красоты местность может существовать только на тех милых пейзажах, которыми мещане любили украшать свои дома. Наконец-то, нагулявшись вдоволь, они с По устроились на набережной, откуда открывался прекрасный вид на лагуну, упирающуюся в горную гряду, белоснежные яхты, побережье и возвышающийся на скале посреди моря средневековый замок. Хитросплетенья средневековых улочек остались у них за спиной. По, конечно, уже успел раздобыть где-то бутылку домашнего вина и коробку неплохих сигар. Он заверил девушку, что сигары были местного производства, но даже не будучи сильно осведомленной в этом вопросе, Рей заподозрила, что По лишь повелся на россказни продавца.
- Знаешь, - задумчиво протянула Рей и отхлебнула вина из галантно протянутой другом бутылки, - это слишком хорошо. Может быть, плюнем на Хакса и его дружков? Осядем здесь.
Она и сама удивилась тому, что сказала это. В любом случае, подобные рассуждения даже в шутку были совершенно не в ее духе. Иначе она не получила бы своего прозвища песчаной змейки и, вероятно, вообще не дожила бы до этого момента. Вероятно, впервые в жизни она серьезно задумалась о том, чтобы поступить также, как многие люди, бежавшие от войны – найти красивое место и остаться там навсегда. Завести новые документы, новую жизнь… только что делать с душными, липкими и назойливыми призраками прошлого, теснившимися на задворках ее подсознания? Она же даже здесь, среди этой бурной зелени и первозданной красоты будет просыпаться в кошмарах среди ночи и долго вглядываться в пустоту. Тем более после того, как самый главный из ее демонов, терзавший ее сильнее всех остальных, вдруг возник из небытия и стал материальным.
Да, точно, она же должна вернуться в Рим… Впрочем, зачем? Чтобы умереть? Окружающая девушку атмосфера действовала так умиротворяюще, что прежние мысли вдруг показались далеким, почти забытым тяжелым сном. Может быть она ошиблась, когда думала, что приняла решение на счет своей дальнейшей судьбы и есть еще шанс все изменить?
Пока Рей размышляла об этом, По вдруг посерьезнел.
- Я не говорил тебе, да и ты как-то не спрашивала, - сказал мужчина, почесывая свою густую бороду, - но я не планирую оставаться в Европе.
Рей посмотрела на него с интересом.
- У меня за океаном более-менее налаживается жизнь, - продолжил друг, оценив ее реакцию и убедившись, что она не сердится, да и с чего бы?, - я написал и издал пару романов, мне сейчас предложили работу сценаристом в Голливуде, гражданство оформляю, скоро снова женюсь… с Зори то мы разбежались…
- О, - многозначительно выдохнула Рей и грустно усмехнулась, - и почему ты тогда вообще во все это ввязался?
По беззаботно пожал плечами и Рей захотелось обнять его только за один этот жест – настолько неизменный из их далекого прошлого, будто не прошло двадцать лет. Он ведь всегда казался довольно легкомысленным парнем, ввязывался во всякие авантюры, в том числе любовные, а когда дело касалось чего-то, что его действительно беспокоило, тушевался и изображал такую невозмутимость. Но именно это легкое движение его плечей на языке тела говорило о том, что для По все это действительно важно.
- Это… что-то типа долга, - нашелся он и слегка погрустнел, - и меня надоумил Леонард.
Имя показалось Рей смутно знакомым, и на минуту она зависла, копошась в памяти, пока внезапное прозрение не заставило ее вздрогнуть. Леонард – брат Кайдел.
- Он каким-то образом узнал о том, что Хакс в Риме, - зачем-то уточнил По, - и я сорвался, все бросил. Мне вдруг показалось очень важным найти тех, по чьей вине она…
Подходящих слов ему найти не удалось. Сошла с ума? Зациклилась на мести? Совершила тот глупый, сумасбродный поступок, который стоил ей жизни? Она всегда была боевой девчонкой, но ведь могла же отпустить все это и двигаться дальше. Но нет, она зачем-то раздобыла ту чертову гранату, полезла в автомобиль… Рей редко думала об этом, удивляясь тому, насколько болезненным, даже по прошествии множества лет, остается для нее этот момент, щедро приправленный чувством вины. Ведь она могла не закрываться от своих способностей и сразу почувствовать, что произойдет. Могла… в конце-концов не устраивать в Гюрсе мясорубку, которая и пошатнула психику ее подруги. Могла не пытаться стереть ей память, пока они скитались по Франции, сделав в результате только хуже. Могла, могла, могла… В ее памяти словно прорвало плотину и мощный поток тоски, сожаления, злости вырвался на свободу, снося все на своем пути.