Первое, что сделал Бен, очнувшись в своей комнате, это отправился в конюшню искать своего товарища по несчастью, чуть в спешке не свернув себе шею на деревянных высоких ступенях лестницы и попутно отбиваясь от заботливого слуги, возмущенного таким поворотом. Слуга всю дорогу настойчиво гудел о том, что маленькому князю жизненно необходимы отдых и постельный режим, после неудачного падения из седла. Впрочем, служащие в замке крестьяне уже давно смирились с мыслью, что любой спор с их юным подопечным, так или иначе, закончится поражением.
У дверей конюшни Бен встретил мрачного и недовольного врача из соседнего городка, как раз собиравшегося уходить. Мужчина посетовал что-то на австрийском немецком и поспешил удалиться, оправдавшись другими срочными делами. Впрочем, одного взгляда на коня было достаточно, чтобы обойтись без лишних расспросов о его состоянии. Животное распласталось в отведенном ему стойле на груде соломы и тяжело и часто дышало. Перебинтованные колени передних ног кровоточили даже через повязку. Блестящие, затуманенные глаза, не способны были даже сфокусироваться на фигуре мальчика, опустившегося рядом на колени.
Бен так и просидел рядом с конем много бесконечных часов, ожидая, когда же прекрасное животное наконец-то совершит свой последний вдох; периодически принося свежую воду и обтирая им горячую морду лошади. Даже сновавший в помещении обеспокоенный ситуацией конюх предпочел убраться подальше и не нарушать странную гармонию этого печального момента. Бен сам и не заметил, как задремал здесь, на холодной земле и шершавой соломе, обнимая угасающего зверя за сильную, крепкую шею. И именно в таком положении его и отыскала мать. Вероятно, она решила снова проявить хоть какую-то заботу в адрес своего опечаленного случившейся трагедией, чада, но вместо этого глухо вскрикнула, заглянув в стойло. Бен проснулся от ее крика и сразу же отшатнулся в сторону, рассеянно моргая в попытках сфокусировать мутный после сна взгляд. Запоздало он удивился, что больше не чувствовал под своей щекой теплой, короткой шерсти лошади.
Сам конь невозмутимо стоял на ногах, предпочтя, убраться в дальний конец просторного загона и жадно хлебал воду из корыта. Его еще совсем недавно раздробленные передние ноги были совершенно целыми, а бинты валялись на застланном соломой полу.
- Мама! – Бен забылся и от радости даже назвал ее этим словом, которое так редко употреблял даже про себя, - посмотри, он выздоровел!
Но женщина совершенно не разделяла его восторга. Ее лицо было искаженно гримасой отчаяния и страха, а рука невольно дернулась к крестику, выскользнувшему из-под одежды.
- Ты это сделал? – пролепетала она, и слова прозвучали скорее утверждением, чем вопросом.
Лаго-Маджоре, 1929 г.
Последние пять лет Бен провел в монастыре, где от мирских забот и политических интриг спрятался его дядя Лукас. Родной брат будущей княгини много лет назад добровольно выбрал путь служения церкви и теперь, в этом живописном месте, спрятанном за массивной скалой от внешнего мира, готовил к постригу своих воспитанников. Бен почти смирился с участью стать монахом как и дядя, но никак не мог добиться от себя смирения и покорности. Главной причиной тому были другие послушники дяди, его ровесники, также обитавшие в мрачных стенах Санты Катарины дель Сассо.
Бена невзлюбили с первых дней его появления в монастыре. Причин для ненависти было достаточно – благородное происхождение с порченой кровью, сказки о его дьявольских силах, да и просто, конечно, его стремление к одиночеству, и совершенно скудные навыки социализации в любом обществе. Бен по привычке искал причину в своем мутном отражении в немногочисленных зеркалах – эти ассиметричные черты, сатанинские черные кудри, еврейский нос и бешено горящие глаза, вряд ли могли в лучшую сторону повлиять на симпатию окружающих. В такие моменты он жалел, что не знал своего отца и мечтал о том, чтобы сбежать из монастыря и отправиться на его поиски. Бродить по дорогам восточной Европы и северной Греции, засыпать под звездами и больше ни перед кем не раскаиваться за то, что он такой, каким его создала природа.
Крошечное зернышко гнева, посаженное в тот самый роковой день в фамильном замке, за прошедшие годы умудрилось очень прочно пустить корни в его юной и чувствительной душе. С каждым днем сдерживать это становилось все сложнее, особенно, когда другие воспитанники не могли отказать себе в искушении открыто выражать свою ненависть глупыми шутками и пусть довольно, невинными, но болезненными издевками. Очередная шалость в этот раз пересекла черту.
Без направлялся в библиотеку, где предпочитал скрываться от окружающих, обложившись пыльными, древними фолиантами, когда дорогу ему преградил один из его обычных обидчиков, худой, бледный парень с рыбьими глазами. Вроде бы сам мальчишка происходил из скромной крестьянской семьи, сославшей его из-за какой-то мутной истории с соседской девицей. Отчего его скромное положение заставляло особенно ненавидеть Бена за благородную семью.
- Эй!- почти даже миролюбиво сказал блондин, - моему другу плохо, нужна твоя помощь.
- Почему бы тебе не обратиться к сестре Агате? – попытался отмахнуться от него Бен, но тщетно. Парень не готов был так легко выпустить свою добычу. Он ухватил Бена за край черной мантии и поволок за собой.
В соседнем коридоре на нижних ступеньках высокой лестницы распластался еще один воспитанник, самый частый товарищ блондина по их каверзам. Он тяжело дышал, разметав в стороны неестественно выгнутые руки и ноги.
- Арчи упал с лестницы, - затараторил блондин, подталкивая Бена в спину, - сделай…
- Кажется, я вывернул лодыжку, - с готовностью застонал мнимый пострадавший, - прошу…
Бен, конечно, прекрасно догадывался, что все это – не более чем умело разыгранный спектакль, но при этом, ему сложно было удержаться от своих альтруистических порывов. Ничего плохого ведь не случится, если он просто посмотрит, что с этим идиотом? Вдруг, у него действительно есть повреждения, что, конечно, маловероятно. С трудом подавив тяжелый вздох, Бен присел на корточки рядом со скрюченным парнем и внимательно осмотрел его. Воспитанник с готовностью ухватил его за руку и потянул к своей левой стопе.
- Вот… здесь болит, – сказал он, - сможешь меня исцелить?
- Я не… - пробормотал Бен рассеянно. У него за спиной послышался сдавленный смешок блондина. Бен сдался и положил пальцы на ногу пострадавшего, пытаясь почувствовать его боль. Он смутно помнил свои ощущения в тот момент, когда каким-то невероятным образом, исцелил коня, но сейчас отчаянно пытался выкопать их в своей памяти. Пока он собирался с силами и пытался сконцентрироваться, сзади послышался довольный голос блондина:
- Жаль никто не видит, как наш принц любит щупать парней, - загоготал тот, - еще бы, ведь ему ни одна девка в жизни с такой рожей не даст…
Развалившийся на ступеньках товарищ тут же забыл про свою роль потерпевшего и тоже залился гоготом, брезгливо скинул руку Бена и сел.
- Отцу Лукасу не понравится, - с готовностью поддержал он.
Бен попятился к стене, изо всех сил стараясь держать себя в руках, хотя в этот раз поражение в схватке с собственным гневом было неминуемым.
Это было зря. Он и так знает все о себе. Что похож на какого-то библейского демона, что мать предпочла его сослать из-за проявления дьявольского дара, что все люди вокруг ненавидят его только за то, что он существует. Зачем лишний раз расковыривать эту болячку, с каждым годом становящуюся все более навязчивой, вместо того, чтобы хоть понемногу начать затягиваться? Как иронично, что он мог заставить затянуться открытые раны на ногах лошади, но не дыру в собственной душе.
Бен даже и не заметил, как резко затих смех его обидчиков, сменившись странным, неестественным хрипом. Когда он оторвал от каменного пола глаза, блондин и его приятель, ползали по полу, схватившись за горло, и он не сразу осознал, что является причиной этого. В мозгу воцарилась удивительная пустота, заполненная только одной мыслью: если сейчас эти двое попросту задохнуться своим гиеньим гоготом, его жизнь сразу облегчиться. Это было… приятно. Потому что они слишком долго терзали его безнаказанно, пока он стискивал челюсти до скрипа, проглатывая очередное унижение.