Леоне. Другой? Что сделал бы другой?..
Пьеро. Сразу обезоружил бы ее.
Леоне. Как?
Пьеро. Сначала овладел бы ею, а потом уж разговаривал бы.
Леоне. Молодой человек! Эта женщина была у меня в первый раз в моем доме! В первый раз! Я — джентльмен!!
Пьеро. Я понимаю, но, видите ли, ваше превосходительство, в таких случаях джентльмен — синоним дурака! Эта женщина, когда ехала сюда, несомненно допускала также, что вы не джентльмен. И может быть, ей хотелось…
Леоне. Вы думаете, если бы я…
Пьеро. Конечно, если бы вы действовали бы без промедления, все закончилось бы иначе! Этим интеллектуальным дамам нравится напускать на себя вид фригидных женщин.
Леоне. Да, они рациональные, бесчувственные, рассудочные и абсолютно бессердечные!
Пьеро. Это только видимость! В сущности они ничем не отличаются от остальных. Они как испанские дома, в которых больше дверей, чем окон. В них легче проникнуть, чем ясно видеть!
Леоне. Прекрасное определение! Мне нравится!
Пьеро. Оно не мое, а Жана-Поля Рихтера! А это — женщина — это сфинкс без загадок Оскара Уайльда — вы, конечно, знаете!
Леоне. Да…
Пьеро. А высказывание Альфонсо Арагонского — женщина — это существо, которое одевается, разговаривает и раздевается!
Леоне. Этот Альфонсо Арагонский понимал толк в женщинах!
Пьеро. А Фонтенель признавался, что три вещи на свете он всегда любил, но никогда не мог понять — живопись, музыку и женщин!
Леоне. Он прав! Я тоже.
Пьеро. А Франсуа де Малерб сказал, что Бог пожалел, что сотворил мужчину, но никогда не сожалел, что сотворил женщину!
Леоне. Откуда вы все это знаете?
Пьеро. Просто помню кое-что…
Леоне. Вы образованный человек!
Пьеро. У меня три диплома!
Леоне. Три диплома?!! И вы с тремя дипломами лазаете в чужие квартиры, чтобы поесть?
Пьеро. Приходится. С тремя дипломами можно свободно умереть от голода.
Леоне. Я не понимаю! С тремя дипломами вам не удалось найти хоть какой-нибудь службы?
Пьеро. Службу я мог найти и не одну. Но я ошибся в главном — в выборе профессии. А когда осознал это — было поздно. Я сам виноват, не стоит об этом!
Леоне. Постойте. Если человек с вашими возможностями дошел до такого состояния, должна быть серьезная причина. Что с вами случилось?
Пьеро. Я не могу вам этого сказать.
Леоне. Почему?
Пьеро. Если я скажу, вы потребуете сразу же меня арестовать.
Леоне. Вы что, преступление совершили?
Пьеро. Не одно, а много.
Леоне. Могу я в конце концов узнать кто вы? Мошенник? Убийца? Советский шпион?
Пьеро. Я драматург…
Леоне. Драматург? Вы всерьез?
Пьеро. Мне не до шуток.
Леоне. Драматург…
В это время звонит телефон.
Извините… Алло! Кто? Нет здесь никакого доктора! Два часа ночи! (Пьеро). Садитесь… Кофе, рюмочку коньяку?
Пьеро. Спасибо, но теперь я хотел бы, если вы позволите, уйти… Благодарю…
Леоне(ставит стул, наливает коньяк, садится справа). Да ладно — благодарю, не каждый вечер ко мне в гости приходят драматурги. Значит, вы пишете комедии?
Пьеро. Да, комедии, драмы, трагедии, драматические поэмы.
Леоне. И много написали?
Пьеро. Примерно тридцать.
Леоне. Тридцать? И они имели успех?
Пьеро. Огромный успех, успех — у письменного стола…
Леоне. Что это значит?
Пьеро. Их никто не читал.
Леоне. Никто?
Пьеро. Никто.
Леоне. Тогда зачем продолжали писать?
Пьеро. Иллюзии… Эта злосчастная надежда вынуждает нас совершать безвольные поступки… Но не стоит об этом!
Леоне. Нет, нет, мне интересно! Я возвращаюсь домой и вижу под диваном драматурга! Вы понимаете мое удивление, мой ассоциативный ряд! Рассказывайте…
Пьеро. О своей жизни я могу рассказать в нескольких словах. Она неоригинальна. Я покинул свой городок, где мог бы поступить на службу в нотариальную контору и приехал сюда, преисполненный иллюзий и фантазий, с двумя комедиями в чемодане и тремя-четырьмя — в голову Я был настолько уверен в своем таланте, что уже весь мир видел у своих ног! Тут начались первые попытки: редакция газеты, знаменитый писатель, гримуборная известного актера… Все встречали меня любезно, выслушивали с интересом, говорили: я прочту, я поговорю с тем-то и тем-то, зайдите через две недели… А через две недели те же слова, те же обещания… Мои пьесы переходили из рук в руки и возвращались ко мне непрочитанными. Но я не сдавался, я продолжал писать, несмотря на то, что никто не читал моих пьес!!