Глава 4. Библиотека — 2
Рекламы прибывает. Не могу не поделиться: буквально вчера или позавчера, на днях, короче, мы с мамой смотрели телевизор. Она наблюдала, как безумные герои Санта-Барбары совершают свои безумные поступки, а я просто сидел рядышком и грустил. Понятно, о чем. О женщине во всех ее ипостасях. В то время, кажется, я запал на Агузарову, точнее, на ее романтику, а еще точнее, на песню о чудесной стране, в которой она гостила. Кстати, был уверен, что окажись я там вместе с ней, проблем бы никаких не возникло. Загадочное море, одинокие скалы, полное безлюдье. Иногда попадаются животные, но, судя по тексту, добрые и ручные.
— Милый, — сказала мама, — ты не мог бы думать потише? Или сделай звук погромче. Оказывается, мои, даже самые невинные мысли, производят такой шум, что мешают людям, в данном случае, моей маме, смотреть телевизор. Но Санта-Барбара закончилась, и началась реклама. Я услышал приблизительно такой диалог:
Дантист: Ах! У вашей девочки три дырки.
Девочка: Но ведь я чищу зубы дважды в день.
Дантист: Необходимо чистить зубы два раза в день.
Мать девочки: Но ведь мы чистим зубы дважды в день такой-то пастой.
Дантист: Необходимо чистить зубы вот такой-то пастой и обязательно два раза в день.
Мать девочки: Ах! Три дырки.
Дантист: Есть возможность потерять зуб.
Девочка: Теперь я буду чистить зубы вот этой пастой и обязательно дважды в день.
Мать девочки: Спасибо Вам!
Я чуть с ума не сошел. Но сейчас повторялось то же самое с той лишь разницей, что я стоял перед Катей и загораживал ей дорогу в библиотечный коллектор.
— Опять ты, — с явно выраженной антипатией сказала Катя, — зануда.
— Я не зануда, — с усмешкой парировал я.
Усмешка должна была показать мое непредвзятое отношение к девушке, попутно выявив мое же чувство юмора, вкупе с которым внешность должна была подействовать убийственно.
— Еще какой зануда, — уверенно повторила Катя.
— Неправда, — ответил я.
Со стороны наш разговор мог показаться бессмысленным и лишним. Но тогда я был на все сто уверен, что именно так женщин и соблазняют. Не блеща остроумием, не распуская рук, а просто доказывая, что ты не баран, или наоборот, что баран, если она в этом сомневается.
— Отстань от меня, — сказала Катя.
— Давай я тебя провожу, — предложил я с плохо сыгранным безразличием.
— Куда? — спросила Катя. — К моему парню, что ли?
Идея мне показалась до того абсурдной, что я вздрогнул. Но виду не подал. Даже если ее парня тоже зовут Павликом и он тоже дерется, даже в этом случае я был готов следовать за ней куда угодно, сколько угодно и как угодно, и ничего не требовать взамен. Я так и сказал. Пока Катя шла до библиотекаря, я успел раскрыть перед ней чистоту своих помыслов, объяснить, что именно она для меня значит, и доказать, почему она должна сделать то, что от нее требуют.
— Ну, ты и зануда, — проговорила она сразу после того, как я замолчал, — зануда из зануд.
— Хочешь, я тебе лимонада куплю? — в ответ спросил я, — ну, хочешь? А булочку хочешь? Скажи, хочешь?
Вот тут-то я и увлекся. Катя ударила меня по голове книгой, и я увлекся. «Воскресение» Толстого не пробило мне башку, а как бы вошло вовнутрь, но я из него ничего не запомнил. Мне лишь показалось, что пол уходит из-под ног. А на самом деле, это я уходил из-под пола.
Вскоре уже лежал.
Такое потрясение.
В один момент получить сотрясение.
Серьезнее некуда.
И несерьезнее некуда.
Вообще, некуда.
Глава 5. Набережная Фонтанки
Но я не успокоился. Вполне логично рассудил, что поступление в институт может и подождать, а вот девушка в сине-коричневом ждать не будет. Но, черт возьми, пока я наблюдал, как пол уходит из-под ног, Катя успела сдать книгу и теперь торопилась выбежать из злополучной библиотеки, где ей посчастливилось встретить свою судьбу и врезать ей Толстым по темечку. Вот незадача! Единственное, что может меня спасти, это быстрое и решительное действие вслед за любимой. И я бросился. Я мгновенно переместился. Я стал там, где секунду назад меня не было. Погоня началась.
Меня звали Ренаулт, но свой возраст я уже забыл.
А Кате было 18. Она шла по набережной, не оглядываясь, потому что подозревала, что за ней бегу я. Если не обращать внимания на то, что сзади, оно, возможно, само исчезнет. Но не в этом случае.
— Подожди! — закричал я. — Давай поговорим! Катя, стой!!!
Хладнокровие девушке изменило. Я увидел, как она рванула с места в карьер, и исчезла за оградой Ахматовского дворца. Я не успевал. Хоть и мчался, как комета, и даже обогнал собственные часы, я все равно не успевал.
— Боже, иже еси на небеси, — задыхаясь, взмолился я, — сделай же что-нибудь.
— Вот еще, — ответил я, — личные дела смертного — это его личное дело. Единственное, что я могу…
Катя заблудилась. Еще минуту назад перед ней было одно, а теперь стало совсем другое. Сзади тоже все изменилось. Катя стояла перед конусообразным зданием, похожим одновременно на цирк и на шатер, каким его изображают в исторических фильмах. — Входите, входите, не задерживайте, — нервно забормотали в спину, и Катя вошла.
Зал был полон. Лишь в первом ряду пустовало уютное кресло. Туда то Катя и проследовала. Свет погас. Включились специальные лампы приятных глазу расцветок, и на сцене возник я.
Сначала я достал из правого кармана букет тюльпанов, бросил его на пол и растоптал. Это должно было символизировать пренебрежение к общечеловеческим ценностям и догмам. Зал взорвался аплодисментами. Потом я снял штаны, сунул их между ног и поскакал на импровизированной лошадке по кругу. Те, кто понял, что это символизировало, покинули помещение. Остальные покраснели. Потом я спустился в зал, подошел к сидящей в первом ряду Кате, взял ее за руку и повел на сцену.
Зал ревел. Овации не смолкли и тогда, когда я преподнес девушке вселенную, разукрашенную флажками, с аппетитной вишенкой по центру. Хор пропел: «Славься!» Гитарист зарубил соло. Носильщики внесли поистине королевскую кровать, бригада строителей возвела душевую комнату. Свет сменился на интимный багровый. Зазвучала подобающая случаю музыка. Японские гейши дали нам последние указания.
— Все готово, любимая, — сказал я голосом Жана Маре и, взяв Катю на руки, понес ее вокруг зала. Каждый из зрителей кидал в нас бутылкой лимонада и булочкой. Завершив Круг Любви, я вернулся на сцену и купил у бродячего торговца пачку презервативов. Все замерло и затаило дыхание.
И вдруг… О! Это «вдруг»! Лишнее слово в русском языке!.. на сцену запрыгнул какой-то рыжий парень.
— Кэт! — крикнул он, — он к тебе пристает?
— Что вы! — в ужасе воскликнул я, беспомощный и одновременно непобедимый.
Но в следующую секунду рыжий врезал мне слева. Потом он схватил Катю, и они, как вихрь, как смерч, заметались, а я пошатнулся и начал падение. Пол вновь пошел в противоположном направлении, я пытался удержать его, звал, просил остаться, но, буркнув напоследок что-то невразумительное, пол исчез. Рыжий обнял Катю и поцеловал.
Пространство свернулось и они зашли за угол. Я остался на набережной Фонтанки с двумя подбитыми зыркалками. И никто мне не мог помочь.
Ну, почему же никто? Просто надо узнать ее адрес.
Глава 6. В гостях у друга
А кто, как не Вовка, может мне в этом подсобить? Конечно, он, как пели «Иванушки-дурачки». Ему, кстати, с женщинами тоже не везет. Зато у него имеется персональный военный компьютер типа «Челленджер IBM». Зная лишь имя человека, цвет его волос и размер обуви, можно буквально за пару минут выяснить — где, с кем и зачем он живет. Имя — Катя. Цвет — черный. Размер, пускай, тридцать восьмой, самый распространенный.
— А что, красивая? — спросил Вовка, мастерски защелкав клавишами.