— Мне пора, — заявила Зина, — у нас на сегодня намечен важный переворот. А Кремень ждать не любит. И это его право. Право сильнейшего. Право Мужчины.
— Мне тоже надо идти, — сказал я.
Прощаясь с Вовкой, я услышал, как он тихо пробормотал: «За тобой охотится Валдаг!»
— Что? — спросил я.
— Говорю, что в следующую субботу я поеду в гости к Лаврову. Поедешь со мной?
— Нет, — ответил я, — наша встреча может вызвать необратимые процессы в пространстве и времени. Ты ведь знаешь, одна масса не может занимать несколько мест в пространстве.
— Вернее, две одинаковых массы не могут занимать одно место, — поправил меня Вовка.
— Без разницы. Но мне показалось, что ты сказал что-то другое.
— Нет, — замотал головой Вовка и, закрывая за мной дверь, отчетливо произнес: «Берегись Валдага. Он уже близко».
Глава 10. Я — дома — 2 (отрывки)
… и тогда я набрал катин номер, который дал мне Вовка вместе с предупреждением, что это может быть и не ее номер, так как «Челленджер IBM» имеет право на одну ошибку из бесконечного множества правильных вариантов. Итак, я набрал номер, и мне сказали: «Алло!»
— Алло, — сказал я, — это Катя?
— Да, — сказали там, — я слушаю.
— Катя, это правда ты?
— Я. А это кто?
— Это я. А почему у тебя голос на твой не похож? Наверное, я ошибся номером, потому что имеется возможность…
— Кто это говорит? Как Ваше имя?
— …одной запрограммированной ошибки на все количество правильных решений. Я ясно выражаюсь?
— По-моему, я знаю, кто это говорит, — задумчиво произнесла Катя, — это парень из Библиотеки!
— О, да. А еще я — парень с улицы Типанова, парень с набережной, парень из кинотеатра любви, парень с бездонными голубыми глазами, парень со штучкой, и я хочу…
— Откуда у тебя мой номер?
— …чтобы ты была со мной, потому что сейчас я пьян, но и когда не пьян, я люблю тебя! Люблю!
— Откуда ты знаешь мой номер?
— Хоть чуточку! Пожалей! За мной охотится Валдаг. За миллиарды лет он свихнулся и теперь считает, что я — воскресший из небытия Великий Френ. А я всего лишь Рон. Мне уже семнадцать, а я еще никогда не целовался. Понимаешь? Никогда!
— Бедный, — протянул голос из трубки. Но не катин, нет… Мужской, хриплый, насмешливый.
— Бедный! Займись спортом, лыжами, например, сразу полегчает. И никогда больше сюда не звони! Понял, козел?
И в трубке пошли короткие гудки.
Я догадался, что это был тот рыжий гад. Значит, он и в три часа ночи рядом с ней. Значит, он и есть Великий Валдаг…
… и тогда я написал поэму, состоящую из трех стихотворений. Там было все: и нежность, и любовь, и ненависть, и секс, и опять любовь, и злость, и счастье, счастье без конца. Я рыдал и писал. А когда закончил, в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыл глаза и представил, как плыву в небесах, окруженный птичками, и все они чирикают удивленно: «Отчего говорят, что люди не летают?! Вон, один летит…»
— Это от счастья, — оправдываюсь я, — а вообще то люди не летают.
— Каково, — чирикают в ответ, — сам летит, а парадоксами так и сыплет. Прямо как наш аист.
И показывают крылышками на молодого аиста справа от меня, обильно удобряющего землю парадоксами, коллизиями, реминисценциями, новорожденными младенцами и приемными детьми.
…и тогда я съел…
…на первое было…
…скажи, мама, отчего?..
…лучше выпить водки литр, чем…
…чем поллитра, но…
…и тогда я лег спать, но еще долго не мог заснуть. Перед глазами, как живая, стояла Катя и медленно, одну за другой, расстегивала пуговицы на коричневой рубашке. Я перевернулся на другой бок, но и там тоже стояла Катя. Но теперь она рвала на себе рубашку, и пуговицы отскакивали с треском, одна за другой. Я перевернулся на спину, но и там висела Катя, швыряя в меня пуговицами и дразня невидимой грудью. Я уткнулся носом в подушку, но оказалось, что мой нос как раз попал в ложбинку меж Катиных грудей, рассмотреть которые я не мог из-за очень близкого расстояния, и я, наконец, заснул.
Всем людям снятся сны, но мне ничего не снилось. Значит ли это, что я не человек? Не доказывает ли отсутствие снов, что я и есть Великий Френ, ибо, как написано, блажен, кто верует? С трудом.
Глава 11. Несколько мнений по разным поводам — 2
Общеизвестно, что утренняя яичница расслабляет, и даже чашка крепкого растворимого кофе не в силах помочь собраться с мыслями. Необходимо просто лечь на диван, уставиться в потолок, прочесть тайное заклинание и ждать.
Я лежал и ждал. Втайне надеялся, что вот сейчас раздастся телефонный звонок, и Катя, таинственным образом узнав мой номер, прошепчет что-нибудь типа: «В пять под старым колоколом» или «В восемь на Казани» или «В три у Фишмана». Конечно, ничего такого произойти не может, но вдруг… Ах, это «вдруг», самое прекрасное слово в русском языке…
И телефонный звонок таки раздался. Один мой старый приятель интересовался, пойду ли я на очередное заседание Клуба Одиноких Вшей.
— А что будет? — спросил я.
— Будем праздновать выход в свет двухтомника Монголова «Все о Всем». Ты должен был видеть рукопись.
— Не видел, — зевнув, ответил я и закрыл глаза, так как заклинание еще не подействовало.
— Так ты будешь?
— Нет, — твердо ответил я, — у меня сегодня очень важный день. Связано с женщиной. Понимаешь?
— Понимаю, — хихикнул товарищ, — но, смотри, три пропущенных заседания, и ты вычеркнут из числа одиноких вшей.
— Чушь, — заявил я, — бутылка водки председателю, и я вновь в списке…
Разговор навеял тоску. Пойти, конечно, стоит. Там будут пить водку, вино, пиво, потом целоваться в комнатах и на кухне, потом любить друг друга в комнатах и на кухне, потом просыпаться с больной головой, с удивлением глядя на лежащую рядом особь противоположного пола. С трудом вспоминать, кто это, почему именно она (либо он), и, наконец, собрав бутылки, бежать к ближайшему ларьку, чтоб на вырученные деньги купить не пива на опохмелку, а пачку «Рейса», и курить, курить, курить…
Заклинание сделало свою работу: яичница полностью переварилась. Желток занял свое место в верхней части конуса, белок — в нижней. Нить Питания опутала конус, все восемь центров успокоились, и я мог идти завоевывать Катю. Первым делом я перечитал сочиненную ночью поэму и, как заправский критик, вырезал оттуда наиболее фривольные места. Потом я вычеркнул строки, написанные в жанрах сюрреализма и примитивизма. Оставшийся текст я внимательно перечел несколько раз и остался им доволен. Побрившись, я вылил на себя те капли одеколона, которые оставались после недавнего посещения меня Вовкой, и облачился в строгий серый в полоску костюм фабрики «Большевичка», в черные ботинки за 15 рублей и белые носки. На шею я прикрепил грязно-белый галстук, соединив его с рубашкой с помощью мутно-красной заколки с неподдельным сапфиром посередине. Проходя мимо зеркала, я чмокнул отражение в щечку.
Выйдя из дома, я столкнулся с девушкой Олей, рюкзак которой так и распирало.
— О, наш террорист, — язвительно прохмыкала девушка, — хочешь булочки?
— Да пошла ты, — торжественно ответил я, — и булка твоя дурацкая! И засунь ее себе в задницу! И чтоб тебя черти в аду жарили! Да подавись ты своей дерьмовой булкой, после того, как из зада вытащишь! И не хочу я щипать тебя за грудь! Я даже дотрагиваться до нее не хочу! Поняла ты, блядь?!
— Павлик! — истошно завизжала Оля.
Пришлось бежать. При каждом моем шаге что-то трещало. Думаю, рвались брюки. Но Павлик меня догонял. Я слышал его топот за своей спиной. Было ясно, что в этот раз он меня замочит. Я начал задыхаться. Но вдруг чьи-то мягкие руки схватили меня за попу, и я переместился, мгновенно оказавшись в какой-то парадной с кодовым замком. И напрасно мой преследователь колотил ногами в дверь. Я был спасен. Тяжело дыша, я прислонился к батарее парового отопления. Рядом со мной стояло существо, более всего напоминающее девушку. Оно и было девушкой.