- Де он? Идет?! - не своим голосом крикнула бабушка и тут же погрозила Игорю: - Молчит! Деревянный ты. Где ж у тебя сердце?
- Он скоро, - залепетала девушка, - скоро освободится. А директор, сам директор...
- Ско-оро? Дире-ектор?!
Бабушка разжала руку - кошелка брякнулась об пол. Горестно звякнул термос. Со стремительностью ястреба Татьяна Григорьевна ринулась на прорыв - мимо смешливой вахтерши.
- Мамаша, нельзя! - выкрикнула вахтерша и в растерянности нажала кнопку вызова начальника караула.
Он был на посту, бравый Евграф Семенович, и попытался задержать Татьяну Григорьевну. Куда там! Бабушка отпихнула его могучей рукой и широким шагом пошла по двору. Люба застучала каблучками следом, отругиваясь от Евграфа Семеновича:
- Поймите, дядя Евграф, у Гайдученко с дочерью несчастье!.. Мало что не положено! Поймите, некогда пропуск оформлять. Ну я сейчас выпишу задним числом, Яков Иванович подпишет...
Про Игоря в горячке забыли, хотя без него, собственно, все предприятие лишалось смысла - он один знал, в чем дело. И, конечно, первой спохватилась бабушка Таня.
- Де хлопчик? Геть! Ступай за хлопчиком! - Она закричала на самого начальника караула, так что он засомневался даже и сделал шаг назад.
- Я сбегаю, сбегаю! - заторопилась Любаша. - А вы, дядь Евграф, проведите их в лабораторный корпус. Ну пожалуйста!
И - чудо! - начальник караула махнул рукой и произнес:
- Пройдемте!
Об этом чуде будут долго вспоминать в институте. Как теща Гайдученки заставила самого Евграфа Семеновича, служаку, провести ее к зятю. Как всегда, лавры будут отданы победителю, и все забудут о Любашиной миротворческой роли. Между тем охрана института - дровненские пенсионеры очень гордилась Любкой Тепляковой, дочерью покойного Павла Теплякова. Из дровненской молодежи одна Люба была физиком-теоретиком, и уже была объявлена защита ее кандидатской диссертации. И караульный начальник махнул рукой, поправил орденские колодки и произнес:
- Пройдемте!.. Скажи вахтеру там... я разрешил пропустить мальца.
Вчетвером они подошли к дверям Проблемной лаборатории. Бабушка решительно отодвинула сотрудника Егорова, а Игорь посмотрел на него злорадно: не хотел помочь, на вот тебе! Увидав начальство, желтолицый вахтер сделал шаг вправо, освобождая проход, но тут уж Евграф Семенович решил, что старуха заходит слишком далеко, и уперся:
- Не положено и не положено, не могу. С удовольствием... назад!
Не положено? Тяжелой ладонью она пришлепнула звонок. Тррр! зазвенело внутри лаборатории. И лишь дверь приоткрылась, бабушка крикнула зычно и жалобно:
- Яков, сынок!..
Профессор Гайдученко работал, как хирург при операции на сердце, с рассчитанным самозабвением. Время. Время. Время! Он сжимал время, как резиновую губку. Он работал с такой скоростью, что с выхода электронной машины непрерывно текла бумажная лента. Яков Иванович упрямо вводил в машину новые данные и вместе с ней терзался неразрешимой задачей - боковой лепесток был перегружен. Перегружен! Что его перегружало? Не хватало мощности для связи с испытателем. От высоковольтных кабелей и шин тянуло угарным запахом. Бодрый голос испытателя Панина доносился до лаборатории чуть слышным, искаженным. Все потому, что лепесток был перегружен.
В лаборатории стояла благоговейная тишина - Саша Панин волей науки был переброшен из Дровни на специальный полигон под Самаркандом. Затем сделали "перекидку", перебросив его на такой же полигон в Бухару. Все шло отлично, великолепно, исчезли болевые ощущения, от которых прежде страдал испытатель!
Но лепесток был перегружен. Поэтому не хватало энергии. Поэтому постоянную связь держали с испытателем только по обычному радио. Из-за перегрузки опыт отложили на час - надеялись найти ошибку в настройке антенны. Не нашли ничего. На всем протяжении опыта работала большая электронная машина, управляемая самим Гайдученко, - бесполезно...
Машина выдала последние расчеты. В шестнадцать часов тридцать минут, полтора часа спустя после начала опыта, Яков Иванович оттолкнул стол. Поднялся.
- Бесполезно далее тянуть время! Я настаиваю - антенна перегружена тридцатью - сорока килограммами ж и в о г о груза. Дальше решайте сами. Установка - ваша. Я бы прервал опыт.
Он сделал символический жест - умываю, мол, руки - и снова потащил к себе бумажную ленту. Радист-оператор из глубины зала прокричал:
- Бухара передает! "Ясень" жалуется на жару, просит послать холодного пива!
Кто-то засмеялся. На него цыкнули. Директор института утирал пот, как будто ему тоже было жарко.
Тогда начальник Проблемного отдела, молодой академик, решительно вышел к пульту управления.
- Гайдученко прав, товарищи... Прерываю опыт. "Ясеня" предупредить о досрочном возврате через...
Вот здесь и затрещал звонок. Академик сердито обернулся. И раздался отчаянный голос бабушки Тани:
- Яков, сынок!..
Странная наступила тишина. Испуганная. Резко застучал секундомер в затихшем зале. Яков Иванович пролетел к двери, на ходу спросив у директора:
- Разрешите?
Директор замахал на него платком: "Иди, иди". И все смотрели, как Гайдученко вынесся за порог. Академик первым отвел глаза, кашлянул и открыл было рот, но дверь опять распахнулась и, пятясь, вошел Яков Иванович. Он вел за плечо Квадратика.
Все так и подались вперед со своих мест и вытянули шеи.
Яков Иванович наклонился к Игорю.
- Говори толком, хлопец! Что случилось?
- Вы Яков Иванович? - неторопливо спросил Игорь.
От любопытства у него разбегались глаза - он старался смотреть на собеседника, а глаза косили.
- Ну говори поскорее!
- Катерина ваша... п е р е м е с т и л а с ь! - решился Игорь.
Его поняли сразу. Академик подскочил к нему, теряя булавку из галстука.
- Откуда переместилась, живее?!
- С Верхних Камней в пятнадцать ровно, как раз запищало по радио, обстоятельно ответил Квадратик.
И снова стало тихо.
В тишине Яков Иванович подошел к расчетному столу, поднял бумажку за уголок и проговорил:
- Ну вот, видите? Тридцать пять килограммов!