Катя стояла на своем портфеле, журчала вода, а во дворе института бухал волейбольный мяч.
- Неправда, - сказала Катя и крепко схватилась обеими руками за теплый шершавый камень. Сползая с Полудыньки, окунула ботинок в воду и тут уже, не разбирая дороги, вылетела на берег и помчалась домой без оглядки.
3. ЯВЬ ИЛИ СОН?
Конечно, у нее поднялась температура. Бабушка Таня засунула ее, горячую, в постель, как в холодильник, накормила кислым аспирином и села, горестно сложив руки на груди.
Катя лежала, закрыв глаза, и вспоминала. Бутылочное войско, Джошуа негра с этикетки, важного скворца и неизвестную миссис Гарнет. Кресла, которые понравились бы папе. Вспоминая, она задремала, но ей приснился неприятный сон. Большой черный скворец ругался по-английски.
"Все время английские сны", - подумала она и поскорее проснулась. Или сначала проснулась, а после уже подумала. Ей очень хотелось рассказать обо всем бабушке Тане или папе. Наверное, у нее и температура поднялась от невысказанных слов. Не поверят! Катя ненавидела, когда ей не верили. Как хорошо бы сказать маме: "Мам, а мам, я хочу с тобой поделиться". К маме приходила соседка со смешным именем - Марианна Ивановна - делиться, то есть рассказывать о всякой чепухе, смешно! Амебы делятся, а не люди.
Из прихожей послышался папин кашель: "Кхы-кхы", басом. Чем-то он доволен, если так кашляет. Ага, бросил портфель через всю комнату, в угол дивана. Катя услышала - шмяк! Бабушка Таня, конечно, кричит из кухни:
- На место положите, на место, Яков Иванович!
А отец рокочет, как бульдозер:
- На месте сем он радует мой взор-р-р!
Катя едва успела сообразить, что бы такое спросить, как он вошел и стал смотреть - спит она или не спит. Он был очень большой, но Джошуа, негр с этикетки, был еще больше.
Присмотревшись, отец увидел, что она притворяется. Катя здорово умела притворяться спящей. И он всегда немного сомневался: а вдруг она спит на самом деле?
Он засмеялся, но позвал шепотом, на всякий случай:
- Эй!
Катя, подпрыгнув на матрасе, перевернулась на спину и сказала:
- Эй!
- Как вы поживаете? - спросил отец по-английски.
- Очень хорошо. Пап, а пап, давай сегодня поговорим по-русски?
- Так уж и быть. Бабушка говорит, ты по воде бегаешь?
- Бр-р-р... Несчастный случай, - сказала Катя. - Я не цапля.
- Предположим, не цапля. Тогда зачем ты лезешь в воду?
- Это все случайно, пап. Оступилась в лужу, - соврала Катя. - Знаешь, это хорошо, что вы научили меня английскому.
- Ты мне зубы не заговаривай. Английский-французский, а бегаешь по лужам, как дошколенок, - сказал Яков Иванович.
"Взрослых легко обмануть, - думала его дочь. - Рассказать или нет? А если он скажет - тебе показалось, больное воображение, и надо лечиться?"
- Нелепое поведение... Подожди лета и бегай по лужам босиком... выговаривал отец.
"А может, рассказать? Опять получится - зубы заговариваю..."
- ...Босиком. А язык - это хорошо! Я бы на работе пропал, если бы не знал английского.
- М-м.
- Вызывали тебя сегодня?
- Сегодня я отвечала закон Кирхгофа и галогены, пап.
- Пятерки?
- М-м.
Яков Иванович кивнул. Он всегда остерегался ее хвалить и старался взвешивать каждый кивок. Очень легко зазнаться круглой отличнице, ведь в школе ее хвалят для примера остальным ученикам. Допустим, через день учитель нет-нет да скажет: "Молодец Катя Гайдученко!" Проходит месяц, потом год, и уже кончается седьмой класс - значит, семь лет Катьку хвалят. Он посчитал в уме, сколько раз ей говорили "молодец". Наверное, раз семьсот, если через день.
Тем временем Катя смотрела на его желтые табачные пальцы и придумывала заход. Чтобы выспросить побольше, а самой не проболтаться. Она уже твердо решила - не рассказывать.
По части разных выдумок они с отцом друг друга стоили вполне.
- Пап, а пап, ты сегодня довольный?
- Доволен и ублажён, дочь!
- "Ублажён?"
- Ублажён, то есть доведен до блаженного состояния. Поняла?
- Поняла, корень - "блажь".
- Э, нет... Корень, по-видимому, "благ". Благо, благодарю, блаженство.
- Митька говорит "блажь". А про мать говорит "она блажная".
- Митька Садов? По-видимому, он прав. Скверная баба, - сказал папа и покосился на дверь. Услышит такие слова мама... Ой!
Но мама была в клубе, на репетиции.
- Пап, а пап, люди могут перемещаться? - не удержавшись, спросила Катя.
Отец поднял брови.
- Ну, пап, ну как ты не понимаешь! Вот сидит-сидит человек на своем месте и вдруг перемещается. Совсем в другое место.
- Где ты об этом слышала? - спросил отец как бы безразлично.
- Нигде не слышала, я сама подумала... Вот хорошо бы сидеть-сидеть, а потом - хлоп! Гуляешь по Киеву или по Гавайским островам.
- Пожалуйста! - сказал папа неискренним голосом. - Садись в самолет и валяй в Киев или на Гавайские острова. Х-м... перемещайся.
- Фантастика-романтика, - сказала Катя. - Хоть бы на каникулы в Киев попасть. Тебе хорошо так говорить: "Садись в самолет!" Ты и в Англии побывал, и в Бельгии...
- Терпение, мой друг, терпение, - сказал Яков Иванович.
- Терпение! Еще миллион лет надо терпеть! Нет, я бы просто так, чтобы зажмуриться, и всё... Гавайские острова.
- Пока это невозможно, дочь. Пока невозможно. Скажи, почему тебе всякая фантастика лезет в голову?
Катя посмотрела на своего грозного родителя кругленькими глазками карась-карасем. Между прочим, она его побаивалась, хотя никто бы этого не заподозрил. Даже бабушка Таня.
- Почему-у? В Киев очень хочется. Пап, давай поедем на каникулы в Киев?
- Все возможно. Удастся - поедем.
Отец рассеянно полез за папиросами, позабыв, что в этой комнате курить не полагалось. Дунул в мундштук. Прошелся по коврику особой, "профессорской" походкой - сутулясь и наклоняя голову.
Несомненно, он что-то заподозрил.
- Странные фантазии... Х-м. Чьи это выдумки, твои? Или слышала от кого-нибудь? - Он быстро, прямо посмотрел на Катю.
"Ого! - подумала Катя. - Сейчас начнется... Услышит бабушка, взовьется, поведут к невропатологу". То есть к врачу, который лечит нервных.