Папа думает, что мой любимый десерт — рисовый пудинг. А по мне так он похож на личинки насекомых.
Мама уехала в Поуис сегодня утром. Мы с папой неплохо проводим вместе время.
— Я тоже его в детстве любил, — замечает он, протыкая ложкой морщинистую корочку. К его усам прилипла разбухшая рисина. Папа готов есть рисовый пудинг, даже холодный, на завтрак, обед и ужин. — Добавки?
— Нет, спасибо, наелся, — отказываюсь я.
Он кивает и сглатывает.
— Пап, насчет Грэма…
— Угу.
— Какой он?
— Нормальный такой парень. А почему ты спрашиваешь?
Мне хочется ответить: я бы не отпустил свою девушку на десять дней с «нормальным таким парнем». Чипс тоже «нормальный такой парень».
— А как его фамилия?
— Зачем тебе?
— Просто беспокоюсь о маме.
— С мамой все будет в порядке.
— Неужели? — загадочно говорю я.
— Да, будет.
— Конечно.
Я смотрю на картину на стене за папиной головой Мои родители купили ее. Там изображена старушка у дома с террасой.
— Как там Джордана?
— Ей лучше.
— Ты когда-нибудь познакомишь нас, как положено?
— Нет. Только если вы смертельно заболеете.
— Как мило.
— Я встречаюсь с родителями Джорданы за ужином.
Папа отправляет в рот очередную полную ложку и жует. Звук тот же, как когда я засовываю Джордане два пальца: любезность, если верить правилу Чипса. В уголках его рта появляется пена, как на песке во время прилива.
Я пытаюсь представить, что случилось бы; если бы у отца и Джорданы состоялся долгий разговор. Представляю их сидящими во французском ресторане за столиком с красно-белой клетчатой скатертью. Вижу, как мой отец заказывает улиток в чесночном масле. Затем поджатые губы Джорданы. Она просит принести ей полпорции жареной картошки и полпорции риса. У отца краснеют уши. Так и вселенной может прийти конец. Когда сталкиваются два неподвижных объекта.
— Надеюсь, вы пользуетесь презервативами, — интересуется он.
Я вожу ложкой по краям стеклянной миски.
— «Троянцы» — презервативы номер один в Америке, — отвечаю я.
Мой папа — историк. Хоть и специализируется на истории Уэльса. Я жду, что он скажет, будто стоит с осторожностью полагаться на кондомы, названные в честь исторического события, когда греческая армия проникла в Трою, как пенис в вагину, спрятавшись внутри гигантского деревянного коня. То есть презерватив был якобы преподнесен в подарок. Когда троянцы напились, презерватив порвался и все греческие солдаты выбрались и устроили резню.
— Ну ладно, — успокаивается он.
Я спрашиваю поисковую машину про «медитационный центр в Поуисе, где работает доброволец Грэм». Машина отлично знает, что я имею в виду. Первый же сайт, который она мне выдает, — медитационный центр «Аникка». Один из волонтеров — некто по имени Грэм Уайтленд. На сайте есть информация о виде медитации, которую они практикуют, и схема проезда до нужного места в Поуисе.
После этого я набираю в поисковике: «кто такой Грэм Уайтленд?» И узнаю о некоем Грэме Уайтленде, торговце антикварными украшениями из Айлингтона. И другом Грэме Уайтленде, который выложил в Интернете свои подводные фотки с медового месяца на Большом барьерном рифе. Он и его жена выглядят очень влюбленными в масках для плавания, окруженные конфетти, похожими на разноцветных рыбок.
— Мне сейчас нужна будет машина, — кричит папа с первого этажа. Все, что включается в розетку, папа называет машиной. И кричит, обращаясь к маме, хотя та в Поуисе: — Скажи Оливеру, чтобы вылезал из чертова Интернета. — В ответ тишина. — Оливер! — орет он, хотя я прекрасно его слышу. Я выхожу из Сети. — Мне скоро понадобится эта машина. Тебе все равно нельзя так поздно сидеть в Интернете. — Папа думает, что с наступлением темноты Интернет становится более неприличным.
У нас в доме всего одна телефонная линия, к которой подключен и телефон, и модем, и, чтобы кто-нибудь дозвонился, нужно выйти из Сети. Если телефон звонит, значит, я в данный момент не скачиваю детское порно.
Чипс как-то притащил черно-белое фото девчонки примерно моего возраста с раздвинутыми ногами. Сказал, что ненавидит своего отца до такой степени, что закачивает детское порно на его компьютер, создав для этого папку типа «личное» и «файлы Карла». Чипс говорит, что любит мастурбировать под настоящую порнуху, а детское порно — это как мыться в одной ванне с сестрой. Сестра Чипса живет с его матерью.
Звонит телефон. Папа отвечает со второго звонка.
— Аллоо? — Когда он подходит к телефону, у него всегда веселый голос.
Я включаю громкоговоритель. Звонит самый старый друг отца, Герайнт. Они выросли вместе. У Герайнта певучий, сладкозвучный и глубокий акцент.
— Все отлично, друг, все путем, — говорит он. Его бас слишком низок для дешевого встроенного динамика, который искажает голос. — А ты как, старина?
— Хорошо, хорошо. Потихоньку-помаленьку. У тебя бодрый голос.
— Помаленьку? Стареешь, друг. Как красавица-жена?
— Она сейчас в отъезде, и, кстати, недалеко от тебя.
— Неужели?
— В дебрях Поуиса. Отправилась в медитационный центр.— Папа произносит эти слова таким тоном, точно говорит «афроамериканец».
— Медитационный центр — так это теперь называся? — Герайнт закатывается своим звучным смехом; динамик трещит.
Папа тоже смеется, но не сразу.
— Ты там поосторожнее, старина. А то еще сбежит с буддийским монахом.
— Ха-ха-ха, — слышится голос папы. Он больше не смеется.
— И надолго она?
— На десять дней.
— На десять дней? — переспрашивает Герайнт.
Десять дней — это слишком. Почти как медовый месяц. Согласно таблице соблазнения, разработанной Чипсом, Грэму повезет уже в следующий четверг.
— Знаю. Но говорят, это минимальный период, за который можно действительно ощутить эффект.
— Хмм… уверен, к концу этого периода она что-нибудь да ощутит, — снова заливаясь хохотом, говорит Герайнт.
— О да, не сомневаюсь.
— Ну что ж, дружище, раз твоя красотка-жена отдыхает, это наводит на мысли о важном турнире по регби — кодовое название для пяти пьянок подряд в выходные.
Одним из условий дружбы с Герайнтом является то, что папе приходится притворяться, что он любит регби. Каждый год они собираются со школьным приятелем Биллом, останавливаются в отеле в Кардиффе и болеют за сборную Уэльса в турнире Пяти Наций.
— Я достал три билета на матч Уэльс-Англия, Билл забронировал отель. Нам нужен только ты и твоя печень.
— Надеюсь, в этом году нам больше повезет. Мы должны разгромить этих подонков.
После выходных, проведенных в компании Герайнта папа перестает произносить букву «х».
Как и я, он понимает, насколько важно иметь произношение как у всех. Папины родители из Уэльса, он родился в клинике «Маунт Плезант», а первые десять лет жизни провел в Лондоне, где дедуля — он умер — работал в страховой фирме. Мой дед кроме всего прочего известен тем, что изобрел бонус агентам за непредъявление иска. Когда папа жил в Англии, дети звали его деревенщиной, хотя уже к десяти годам у него было хорошее английское произношение. Потом его родители обосновались в Ньюпорте, Пемброкшир, папа пошел в среднюю школу, и там его называли уже «деревэншиной». Именно тогда он познакомился с Герайнтом и научился играть в регби.