Сухие пальцы Стаса обхватили её подбородок: он вынуждал смотреть в глаза.
— Я спросил, как давно ты с ним спишь?
Его начинало выворачивать. Ему дико хотелось вытрясти из неё всю дурь. Сказать, что запрещает ей видеться с этим Троцким, просто потому что она принадлежит ему, Стасу, и никому больше. И пусть он повел себя, как мудак, пусть пытался соврать ей, себе, пресечь на корню всё, что могло бы быть между ними, сейчас он хотел привязать её к себе. Не сделать преданной, а в прямом смысле привязать ремнем или веревкой, чтобы всегда безропотно была рядом. Ему было это нужно.
Ему была нужна Вика.
— А я спросила, можно ли уйти пораньше. Как грустно, что сегодня мы игнорируем вопросы друг друга.
— Какая же ты язва, — почти прорычал он перед тем, как сорваться.
Несмотря на явную агрессию, до которой, казалось, можно было дотронуться, Стас целовал свою помощницу нежно. Гладил щёки, волосы, тёрся носом о её нос, словно боялся причинить больше боли, чем уже причинил. Он вдыхал запах её духов, не отрывая губ от напудренной кожи, и сжимал пальцами каждую часть тела, до которой дотрагивались лихорадочно блуждающие руки.
Она не сопротивлялась. Словно понимала, что ничего сделать с этим всё равно не смогла бы. Или не хотела.
Разницы всё равно никакой не было.
Потому что при любом раскладе его выходка и случайно брошенное в губы «влюбился в тебя, как мальчишка» решали всё.
***
С непроницаемым выражением лица она положила на стол заявление об уходе по собственному желанию.
— И как это понимать? — спросил Стас, подняв строгий взгляд на свою подчинённую, с которой, как ему казалось, в ближайшее время у них должен был сложиться ещё более эффективный тандем.
Она не просто была бы его правой рукой. Она была бы его любовницей, его женщиной: всем его миром, и Стас, правда, уже свыкся с мыслью, что участь одинокого волка ему больше не грозит.
— У нас был уговор на месяц испытательного срока. Я его не прошла.
— Это не тебе решать.
Вика заправила короткие волосы за уши и устало выдохнула, словно была вынуждена объяснять элементарные вещи отсталому ребёнку.
— Зато мне решать, хочу ли я продолжать занимать эту должность или нет. Подпиши, пожалуйста.
— Я не буду это подписывать, — так же твёрдо ответил он, будучи уверенным, что последнее слово в любом случае будет за ним.
— Прекрасно, тогда я просто не буду ходить на работу, и тебе всё равно придется меня уволить. И кому это нужно?
Стас подорвался с места, вплотную приблизившись к девушке. Его ладонь привычным движением, но непривычно грубо скользнула по её талии. Она была тряпичной куклой в его руках, но все равно сохраняла непоколебимость во взгляде.
— В таком случае, я сделаю так, чтобы тебя вообще больше никуда не взяли на работу. Такое напишу, что твоё резюме будут стороной обходить даже самые захудалые конторки, ты поняла меня? — Стас начинал кидаться пустыми угрозами, которые всё равно никогда бы не воплотил в жизнь. Признак отчаяния.
— Поняла. Делай, как хочешь.
Стас встряхнул Вику, сжав рукой её затылок, чтобы зафиксировать её в своей хватке, чтобы она даже дёрнуться не смогла в сторону. Никогда.
— В чём твоя проблема? Я думал, мы вчера уже всё разложили по полочкам, ты от меня признание в любви хочешь услышать? Это, блять, и так очевидно, что тебе ещё нужно?
И это действительно было правдой. Вчера вечером они задержались в офисе на добрых полтора часа. Хоть подавляющее большинство времени они и трахались, как изголодавшиеся друг по другу кролики, разбор полётов Стас провести всё же успел, прямо сказав, что уже давно не равнодушен к ней. И что весь сыр-бор был исключительно из-за его принципа не мешать личную жизнь и работу. И что ради неё, Вики, он готов своими принципами поступиться. И что, если бы не оглушительная ревность, которая настигла его, когда он увидел её с Игорем, он бы, мудак, может, так и не решился бы заявить на помощницу свои права.
Но вчера одобрительно кивавшая на все его слова девушка, сегодня имела совершенно другое мнение на этот счёт.
— Жить я хочу спокойно, Стас. Я же не расходный материал, я человек. Сначала сам же затащил меня в постель, потом обвинил в некомпетентности, пытался вышвырнуть отсюда, затем, как ребенок, устроил игру в поревнуйку, опять полез ко мне под юбку. Я понимаю, тебе многое в жизни досталось очень легко, возможно, ты привык, что по первому щелчку пальцев ты получаешь всё, что захочешь. Я себя чувствую проектом, который был тебе неинтересен до тех пор, пока ты не узнал о спросе на него на рынке. И, конечно, Стас тут как тут, пытается увести у конкурента прибыль. Вот только в мире бизнеса всё легко решают деньги, с людьми немного иначе, ты ведь понимаешь? — рука на талии Вики сжалась крепче, но она даже не поморщилась, хоть в её голове и промелькнула мысль, что на коже обязательно должны были появиться новые синяки. — Когда ты имеешь дело с людьми, у которых тоже есть свои мысли, тоже есть свои «хочу», дела обстоят по-другому.
Словно не желая слушать весь этот бред, Стас потянулся к губам своей всё ещё подчинённой, но она отвернулась, потому ему пришлось просто уткнуться носом в её тёплую щёку.
— Я тебя понял, — практически в самое ухо, — в тебе взыграло недовольство, что я сразу не упал к твоим ногам? Похоже, я немного переоценил твои чувства ко мне, раз ты готова сбежать от меня из-за своего сраного самолюбия.
Самолюбием там и не пахло. Только обидой на то, как жестоко он с ней поступал, сажая на дурацкие качели своего переменчивого настроения. И на себя. Потому что от шёпота в ухо по телу снова бежали предательские мурашки. По телу, которое желало стоящего рядом мужчину.
— Чувства — это, конечно, замечательно, но я уже достаточно взрослая, чтобы не терять голову из-за них, — Вика чуть надавила ладошками на грудь босса, чтобы он отстранился и встретился с ней взглядом. — Я за последний месяц для себя поняла одну очень важную вещь — ты ни разу не тот человек, которого я хочу видеть рядом по жизни. Ты был для меня замечательным начальником, интересным собеседником и даже хорошим другом, но как мужчина, ты — кусок говна, Стас. И я рада, что наконец-то тебе об этом сказала.
— И чем же я так плох?
Вика улыбнулась, но как-то грустно и совсем беззлобно, словно уже давно свыклась с мыслью, что они видятся последний раз, и сказать она может всё, что угодно.
— Слишком часто переобуваешься. Раз не чувствуешь ко мне ничего — не тащи трахаться, я никогда не была просто девочкой с улицы, чтобы так со мной поступать. Раз уж натворил дел, не пытайся от них сбежать, просто избавившись от меня, а реши их по-мужски. Если позволил остаться, дай спокойно жить дальше, а не лезь, когда излюбленную игрушку из рук пытается утянуть кто-то другой. Не слишком сложные правила, да?
Хлестко, словно пощечина. Руки опустились. Вика отошла в сторону.
— Как бы потом не пожалела, — только и сказал он.
Просто из-за кома в горле сказать большего не представлялось возможным.
— Ты можешь начинать жалеть уже сейчас, — только и ответила она.