Мама закрыла рот рукой.
— Господи, — пролепетала она, — что это творится? Что она такое?
— Мама, — сказала я, но у меня ничего не получилось.
Я попыталась сказать «папа», и, хотя от лая мне не удалось избавиться, это прозвучало совсем неплохо.
— Папа, папа, папа, помоги, — хотела сказать я.
— Что она говорит? — недоверчиво переспросил папа.
— Она назвала тебя папой, — ответил Адам.
Мама не стерпела и застонала.
— Чья-то чудовищная шутка! Кто-то похитил нашу девочку и научил эту ужасную собаку носить ее одежду и говорить так, как будто она знает нас. — Она в ужасе уставилась на меня. — Не могу больше! — вдруг крикнула мама и упала на колени, крича, плача, хватая воздух руками.
Мне стало плохо — ведь я совсем не хотела пугать ее. Но что было делать?
— Трусики упали, — вдруг произнес Адам.
Я посмотрела на себя — правда, упали! Теперь они висели на лодыжках. Пока я смотрела на трусики, с меня сползла юбка! Теперь я стояла почти голая. Залившись под шерстью ярким румянцем, я упала на четыре лапы, чтобы как-то прикрыться, и немедленно папа, мама и Адам снова раскричались, как сумасшедшие. Я отвернулась, чтобы снова надеть трусики, и Адам, воспользовавшись этим, сделал рывок к двери. Пришлось мне проявить сноровку и лязгнуть на всякий случай зубами. После этого они какое-то время, забыв обо всем на свете, страшно кричали и бегали по комнате, то ли пытаясь быть от меня подальше, то ли, наоборот, пытаясь быть поближе, пока я, поднявшись на задних лапах, старалась с помощью зубов вернуть трусики на место, но при этом не упускала из вида дверь и папу, который, пробегая мимо, каждый раз бил меня, стоило мне отвернуться. Короче говоря, положение становилось невыносимым. Тогда я подумала, что трусики мне не помогут. Да, правда, мне не хотелось, чтобы они видели меня заросшей шерстью, но уж коли я вся была в шерсти, то какое это имело значение?
Я чертыхнулась про себя и подумала, что, наверное, слишком тороплюсь. Надо показать, что я им Друг.
Тогда я занялась трюкачеством, ну, обычным собачьим трюкачеством. Вы знаете. Видели сотни раз. Я села, положила голову на лапы, помахала хвостом и заскулила. Потом помахала им лапой. Это называется «просить».
Наступила тишина.
— Она предлагает нам свою дружбу, — сказал папа.
— Прогони ее! — крикнула мама
Однако она внимательно следила за мной сквозь пальцы. Я перекатилась на спину и помахала в воздухе лапами, стараясь произвести впечатление умной собаки. Ничего себе, такого со мной еще не бывало! Все, кто меня знал, застыли бы в изумлении, скажи им, что я хотела показаться умной. На самом деле меня одолевало смущение, потому что я каталась по полу без трусов, совершенно голая, но что было делать? Папа улыбнулся и протянул ко мне руку.
— Хорошая девочка! Хорошая девочка!
Я замахала хвостом и высунула язык.
— Осторожней, не дай бог еще укусит, — сказала мама.
— Да нет, она смирная! — возразил папа.
Он сделал шаг, другой по направлению ко мне. Я лежала, не шевелясь. Наконец он подошел совсем близко, наклонился и почесал мне живот. Я чуть не расплакалась от благодарности.
— Хорошая собачка и совсем не злая. Правда, не злая? — спросил он с надеждой в голосе.
Я заскулила и, храбро замахав хвостом, лизнула его руку, ведь он не хотел обидеть меня. Потом он выпрямился. Я тоже встала, но он ласково положил меня на бок, в это время кивком головы показав маме и Адаму на дверь. Естественно, им не составило труда выйти из комнаты. Потом папа одним прыжком добрался до двери и с силой захлопнул ее за собой.
— Вызови полицию, — крикнула моя мама. — Вызови полицию, и пусть они убьют эту проклятую тварь!
Все поплыло у меня перед глазами. Ничего такого я не ожидала. В первый раз у них появилась возможность ускользнуть от меня, и они это сделали. Они не оставили мне ни одного шанса! Ну и что? Я не винила их, с чего бы это? Я же собака! На самом деле, даже не собака. Ни то, ни се. Бесполезная, глупая сучка, которая не умеет правильно говорить, не умеет правильно лаять, ничего не умеет делать правильно.
Что теперь? Полицейский участок, камера, собачий приют и потом смерть, если какие-нибудь добрые люди не возьмут меня к себе. Кого я обманываю? Кому нужна такая дурацкая собака? Я легла на пол, закрыла нос лапами и стала ждать смерти.
Однако моя жизнь еще не закончилась — и помощь пришла с той стороны, с какой я никак ее не ждала. Минут через пять дверь приоткрылась — с едва слышным стуком. Я скосила глаза и увидела мамино лицо. Тогда я наморщила лоб и медленно повела хвостом, чтобы не испугать ее. Я не хотела быть быстрой. Не хотела казаться злой. Не хотела казаться страшной.