— Хреново выглядишь, — заключил Саймон, осмотрев меня из позиции лёжа.
— Ты тоже не красавец. Рожа вся в пепле, у меня, кстати, тоже, — рука стёрла с лица толстый слой пепла. Напарник тут же скривился, указав пальцем куда-то на мою правую сторону лица.
— Какого хрена? — только и выдавил он. — Ты где успел так лицо «подправить»?
— Ты о чём? — не понял я, начиная ощупывать указанное место. Через плотные перчатки скафандра ничего не прощупывалось, и не было ясно.
— Психогенные боли, говоришь? Джеки, у тебя пол лица обгорело, как ты мог не заметить? — удивлённо произнёс сгбшник.
— Ты издеваешься? Нет там у меня ничего, — прожав пару кнопок крепления перчатки и освободившись от неё, я дотронулся, наконец, до заветного места.
Пальцы встретили поражённую кожу. Один сплошной рубец простирался от самой шеи и уходил выше. Поражённый участок заканчивался почти у конца лба, тем самым давая спокойно расти волосам на голове. Вся правая сторона лица была обожжённая: рот, часть носа и глаз, каким-то чудом уцелевший. Судя по первому осмотру, даже не «не красавчик», а скорее цирковой урод, сбежавший из кунсткамеры, для забавы каждого встречного поперечного. Как никто не замечал такого уродства, ответа не было. Да что говорить, если обладатель этого лица сам ничего не замечал, даже когда сбривал волосы с подбородка каждое утро перед выходом в свет, только вот они росли лишь на одной стороне…
Как я мог быть так слеп всё это время! Мысли уже начали отравлять мой разум, но вторая рука решительно освободилась от перчатки скафандра, показывая миру изрубцованную, разных оттенков красного, кисть и предплечье правой руки. Неприятное покалывание и лёгкое жжение указывало на очень сильный давний ожог, доходящий когда-то до костей. Пепел, аккуратно падающий на руку, тут же таял на горячей изуродованной коже, смешиваясь с каплями жидкости, начиная течь тёмными разводами туши.
— Что-то мне подсказывает, вся правая часть твоего тела такая. Не знаю, где ты и когда так обгорел, но вообще удивлён, что ты после этого до сих пор жив. Видел я такие ожоги лишь однажды — под плазменный ускоритель попал человек, и то очень далеко от эпицентра был, живой остался, но рука до предплечья отказалась работать после этого. Рука, Джеки! И то не вся, а тут, нахрен, половина всего тела. Даже если не учитывать процент этого ожога, его степень говорит о том, что передо мной либо живой труп, либо призрак. Ты солнце трогал, признавайся? — речь напарника была дёрганная и изобиловала ругательствами между фразами, ещё немного и мне показалось, он прошепчет молитву или перекрестится. Была очень давно такая религия, что-то с крестом там было, не помню уже… Да какая, нахер, разница, какому из давно забытых богов он будет молиться, главное, я чёртов инвалид! Урод, нечто бесформенное и ужасное, моим видом пугать непослушных детей или угрожать врагам, грозясь превратить их в то же самое. Саймон после паузы вставил ещё два кредита важного мнения: — Если задуматься, ты, охренеть, какой мастер обмана! Умудриться промыть себе мозги настолько сильно, забыв не только о том, как ты получил ожоги, но и об их самих. Это каждый день нужно бессознательно поддерживать иллюзию образа и чувств: всё хорошо, ничего плохого со мной не произошло. И все эти инъекции. Ты думал о психогенности своих болей, но они оказались как раз самыми настоящими! Ты мой кумир, Джеки. Если кто спросит про самого лучшего лжеца в галактике, я укажу на тебя.
Точный удар прилетел прямиком в лицо напарничку, вернув его в горизонтальное положение из которого тот попытался, буквально пару секунд назад, встать. Ещё удар, другой, послышался лёгкий хруст, который привёл меня в чувства. Саймон сплюнул кровь и приложил руку к чуть съехавшему на бок носу. Отточенное резкое движение, и он встал на место с тем же тошнотворным хрустом. Ещё раз сплюнув, жертва насилия улыбнулся кровавой улыбкой во весь рот, начиная хохотать с всё больше нарастающей частотой и громкостью. Наконец, выдохнувшись окончательно, он резко принял сидячее положение, начиная осматриваться. Найдя недалеко лежавший контейнер, он облегчённо выдохнул.