асятся.. Иван Павлович нахмурился. Письмо было написано безграмотно, и в нем повторялись уже известныя жалобы. Для большаго впечатления Настенька прибавила, что надо бы благословить детей, хотя они и незаконныя, а привести их она, не смеет, да барыня ее и не пустит. Как ни сдерживался Иван Павлович, но это письмо его сильно разстроило, и он принял двойную дозу каких-то успокаивающих капель, Евграф почтительно стоял в дверях, вытянувшись по-военному и как-то глупо, моргая глазами. Иван Павлович прошелся по кабинету, потер лоб и, остановившись перед ним, проговорил в упор: -- Ты понимаешь, в чем тут дело? -- Точно так-с, ваше превосходительство... -- Ну, так как ты думаешь? -- Что же, дело обнакновенное, ваше превосходительство. Известно, ежели, значит, дети... Тут уж баба кругом завязла, и нет ей никакого ходу. Только эта беда вырастает... -- Когда еще вырастет... -- Очень даже просто, ежели по нашему сословию. Не всем господами быть, да оно, пожалуй, и лучше, ежели попроще. Видимо, Евграф уже разрешал про себя все сомнения, терзавшия Ивана Павловича: ведь Настенька-то из простых, "кульерская" дочь,-- ну, и дети у Настеньки тоже должны итти по-простому. Иван Павлович медленно шагал по кабинету, взвешивая про себя эту схему Евграфа: старший сын -- столяр, второй -- портняжка, а дочь -- горничная или швейка... Очень недурно. А главное -- он будет лежать в могиле, безсильный и безвольный, чтобы сделать что-нибудь.