— Абрахам, пожалуй, на сегодня самый дотошный и скрупулезный писатель, — сказал Шоукросс. — Такую ошибку мог допустить любой.
— Я бы предпочел, чтобы она досталась на долю кого-нибудь другого, — сказал Левин, — и лучше всего, из другого издательства.
Пока он расстегивал свой портфель, все решили выпить виски.
— Вы поддерживали тесную связь с мистером Шоукроссом, так что вам известно, что результаты ваших независимых друг от друга расследований сов. падают. Что же касается ситуации в самом издательстве, то Джофф и Сесил планируют покинуть его, так как предполагается слияние или сотрудничество с другой фирмой, которое тем не менее не может быть реализовано, пока не завершено данное дело.
— Я не знал об этом... — сказал Эйб.
— Мы должны познакомить вас с финансовой ситуацией в издательстве «Шоукросс лимитед», чтобы вам стало ясно, почему мы были вынуждены прийти к такому решению.
— Простите, что отвлекаю вас на всю эту ерунду, Эйб, — сказал Шоукросс, — но дело слишком серьезно.
— Бросьте.
— Выходящие теперь книги и предполагаемые к изданию в будущем могут дать определенный доход. Мистер Шоукросс, как вы знаете, не особенно богатый человек. Он пользуется высоким доверием у банков и среди коллег, благодаря своей незапятнанной репутации. В сущности, благосостояние компании. обеспечивается не столько ее тремя выдающимися сериями книг, сколько его личностью. И в деле грядущего слияния последнее, пожалуй, является самым ценным вкладом.
— Его личное состояние, — продолжал Левин, — как я уже говорил, сравнительно невелико. И все оно может исчезнуть в ходе этого судебного процесса.
Я еврей, мистер Кэди. И я подхожу к этому делу с чувством глубокой моральной ответственности. Мы потратили несколько месяцев, занимаясь им, и вот теперь мы должны хладнокровно оценить возможный риск и имеющиеся у нас возможности. У нас есть определенное количество расплывчатых заявлений от людей, подвергавшихся в Ядвиге хирургическим операциям, но никто, кроме доктора Тесслара, не может засвидетельствовать, что был их очевидцем. Три барристера тщательно рассмотрели свидетельство доктора Тесслара и подвергли его серьезным сомнениям. Они считают, что оно будет весьма уязвимо, особенно если в ходе перекрестного допроса Тесслар окажется в руках такого опытного юриста, как сэр Роберт Хайсмит. И мы столкнулись с вопросом — смогут ли другие свидетели лично прибыть в Лондон и что делать, если их показания не будут представлять ценности. Боюсь, в британском суде шансов у нас будет немного... если вообще будет хотя бы один.
— Есть и другие факторы, — продолжил Левин. Кельно пользуется высокой репутацией. Камнем преткновения станет фактор денег. С формальной точки зрения, в силу вашего с ним контракта, мистер Шоукросс не может быть подвергнут обвинению в клевете. Тем не менее, если он будет признан соответчиком и приговор будет не в вашу пользу, Кельно первым делом возьмется за Шоукросса, потому что его деньги находятся в Англии. И приговор может ввергнуть мистера Шоукросса в исключительно тяжелое положение.
В настоящий момент Ричард Смидди готов пойти на какое-то приемлемое решение. Но даже если мистер Шоукросс выйдет из этого дела, возмещение убытков , и изъятие из продажи тридцати тысяч экземпляров «Холокауста» нанесет ему тяжелый удар. Но в таком случае он сможет вступить в партнерство. Мой внутренний голос подсказывает, что Кельно хочет публичной реабилитации больше, чем денег, и с достаточным основанием можно предположить, что в конце концов он готов ограничиться только вами. Если вы пойдете на принцип и проиграете в Англии дело, он возьмется за двадцать зарубежных издателей, перед которыми вам придется нести большую ответственность.
— То есть вы советуете мне пойти на мировую?
— Да.
— Отлично, — сказал Эйб. — Я бы хотел нанять вас в качестве своего адвоката.
Левин улыбнулся и кивнул.
— А теперь, поскольку вы мой адвокат, я вас увольняю, — сказал Эйб и покинул библиотеку.
6
Я не могу жить без своего мотоцикла. На могу жить без ветра, который бьет мне в лицо на скорости сто миль в час. Я не могу жить без своих детей. Бен — это человек без нервов. Поэтому он и стал отличным летчиком. Бен всегда спокоен, а Ванесса — воплощение нежности. Даже пребывание в израильской армии не заставило ее измениться..
Я люблю Лондон. Даже сейчас я чувствую исходящую от него теплоту. Я храню в памяти каждую улочку Мэйфера.
В моей следующей жизни я обязательно буду англичанином. Нет, я буду великим поэтом и драматургом из Уэльса. Я завоюю Лондон, и передо мной откроются все театры Вест-Энда. У меня будет обалденная квартира в Челси, где я возобновлю обычай отчаянных гулянок, на которых буду читать свои стихи и перепивать всех присутствующих.
Вот этого я и жду в своем новом перевоплощении, Господи. А в этой жизни, я, Абрахам Кэди, еврей, который пишет книги, — и присмотрись ко мне внимательней, Боже. Я слишком много пью. Я десятки миллионов раз прелюбодействовал. Я соблазнял чужих жен. А теперь серьезно, Господи, — неужели ты принимаешь меня за одного из братьев Христа? Тогда почему же так стараешься пригвоздить меня к одному из твоих проклятых крестов?
Почему меня?
Я был честен в своей профессии. Ты видел контракт, который я подписал, чтобы сделать эту чертову книгу? И неужели из-за того, что у меня на счете в банке завелось несколько долларов, меня стоит размазать по стенке?
Господи, как бы я хотел, чтобы тут были мои ребята. И еще я хотел бы быть валлийцем.
— Ладно, — сказал Эйб. — Сдаюсь. Где я?
— В моей квартире, — сказала женщина.
— Это Сохо или Челси?
— Ни то ни другое. Вест-Энд, Беркли-сквер.
— Потрясающе.
Сделав усилие, Эйб пришел в себя и, водрузив на глаз повязку, обвел взглядом окружающую его обстановку. Спальня была образцом богатства и хорошего вкуса. Женщина... ей было лет сорок пять, хорошо сохранившаяся, красивая, изнеженная. Густые темные волосы и большие карие глаза.
— Между нами что-нибудь было? То есть, я хочу сказать, не принимай это так близко к сердцу, но у меня все вылетело из головы, когда я перебрал.
— Ты вообще ни на что не был способен.
— Где ты подобрала меня?
— В «Бенгал-клубе». Ты сидел, забившись в угол. В первый раз в жизни я видела человека, который сидит, глядя на меня, и ничего не соображает. Поэтому я спросила у своего спутника, кто этот забавный человек с единственным, налитым кровью глазом, и он сказал — ну как же, это знаменитый писатель Абрахам Кэди, и тут уж просто нельзя было оставлять в таком положении Абрахама Кэди, который сидит в полной отключке, и его единственный глаз горит, как стоп-сигнал.
— Господи, ну и забавное ты существо.
— Откровенно говоря, кое-кто из наших общих друзей посоветовал мне позаботиться о тебе.
— Что за друзья? — с подозрением спросил Эйб.
— С Ту Палас Грин.
При упоминании адреса посольства Израиля Эйб посерьезнел. В своих поездках он всегда знал, как связаться с «друзьями», и «друзья» знали, как войти с ним в контакт. Но чаще всего эти встречи носили непрямой характер.
— Кто ты? — спросил Эйб.
— Сара Уайдмен.
— Леди Сара Уайдмен?
— Да.
— Вдова лорда Уайдмена — Лондонское отделение Друзей Еврейского университета, Друзей Техниона, Друзей института Вейцмана?
Она кивнула..
— Мне бы хотелось еще раз увидеть тебя — при более благоприятных обстоятельствах.
Она тепло и нежно улыбнулась ему.