— Прошу простить за следующий вопрос, но он очень важен и ни в коей мере не ставит себе целью вмешиваться в ваши отношения с женой. Вас обследовали в Израиле на предмет потенции?
Бар-Тов ухмыльнулся.
— Потенция еще та. Детей у меня хватает.
Даже судья Гилрой не мог сдержать смешок, но потом, нахмурив брови, восстановил тишину.
— То есть, несмотря на то, что оба ваших яичка подвергались жесткому облучению, вы не были полностью стерилизованы?
— Совершенно верно.
— И тот, кто извлекал у вас яичко, изъял здоровый орган, а не пораженный?
— Да.
— Вопросов больше не имею.
Встав, сэр Роберт Хайсмит быстро обдумал ситуацию. Перед судом предстала третья жертва экспериментов. Можно предположить, что Баннистер приберегает основной удар на потом. Но вокруг Кельно уже сплеталась паутина косвенных обвинений, в основном связанных с именем Марка Тесслара.
Наконец Хайсмит приступил к делу.
— Мистер Бар-Тов, вам, в сущности, было шестнадцать лет, когда вы оказались в Ядвиге, так?
— Шестнадцать или семнадцать...
— Вы утверждали, что вам было семнадцать, но на самом деле шестнадцать. Это было очень давно, двадцать лет назад. И многое трудно припомнить, не так ли?
— Кое-что я в самом деле забыл. Но есть и то, что я никогда не забуду.
— Да. Вы освежили в памяти то, что вам довелось забыть, не так ли?
— Освежил?
— Приходилось ли вам раньше давать показания или заявления?
— В конце войны я сделал в Хайфе заявление.
— И вплоть до последних месяцев в Израиле вы больше не делали никаких заявлений?
— Это верно.
— Если не считать юриста, которому вы представили свои показания на иврите?
— Да.
— И по прибытии в Лондон вы оказались в компании других юристов и доктора Либермана и снова прошлись по тому, что говорили в Израиле?
— Да.
— И вы значительно освежили свои воспоминания?
— Мы уточнили ряд пунктов.
— Я вижу. Относительно морфия... то есть предварительного укола. Вы говорили на эту тему?
— Да.
— Я могу предположить, что вы потеряли сознание не из-за болезненной пункции, а потому, что в третьем бараке вам сделали укол морфия, который оказал воздействие тогда, когда вы оказались в пятом бараке.
— Никаких других уколов я не припоминаю.
— И так как во время операции вы были без сознания, вы не можете говорить ни о, жестокости, ни вообще о ходе операции.
— Я так и сказал, что был без сознания.
— И, конечно, вы не можете опознать доктора Кельно, а также других хирургов или человека, который брал у вас сперму?
— Опознать их я не могу.
— Наверно, вы видели в газетах снимки доктора Лотаки. Можете ли вы опознать его?
— Нет.
— Итак, мистер Бар-Тов, вы испытываете большую благодарность к доктору Тесслару, не так ли?
— Я обязан ему жизнью.
— Случалось, что в концлагере люди спасали жизнь друг другу. Вы знаете, что на счету доктора Кельно тоже есть спасенные жизни, не так ли?
— Я слышал.
— Продолжали ли вы поддерживать связь с доктором Тессларом после освобождения?
— Мы потеряли контакт с ним.
— Понимаю. Но вы виделись с ним, оказавшись в Лондоне?
— Да.
— Когда?
— Четыре дня назад в Оксфорде.
— Ясно.
— Как старые друзья, мы должны были встретиться с ним.
— Доктор Тесслар имеет на вас большое влияние.
— Он был для нас настоящим отцом.
— Вы были тогда совсем молоды, способность к запоминанию еще не закрепилась, и вы могли забыть какие-то вещи.
— Кое что я никогда не забуду. Вам когда-нибудь загоняли деревянную палку в задницу, сэр Хайсмит?
— Минутку, — вмешался Гилрой. — Вопросы тут задают вам.
— Когда вы впервые услышали имя Кельно?
— В третьем бараке, когда нас туда доставили.
— Кто называл его?
— Доктор Тесслар.
— И недавно в Лондоне вам был,показан полный план пятого барака.
— Да.
— Чтобы расположение помещений четко отпечаталось у вас в памяти.
— Да.
— Потому что вы не помнили в точности, в каком из его помещений вы находились в то время. Так мне кажется. Вам показывали фотографии Восса?
— Да.
— А теперь скажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь в киббутце?
— Я занимаюсь изучением рынка и доставкой грузов вместе с другими членами киббутца.
— А до этого?
— Много лет я был водителем трактора.
— В вашей долине очень жарко. Трудно ли работать?
— Да, жарко.
— И вы служили в армии?
— Я был на двух войнах.
— И вы по-прежнему каждый год исполняете воинскую обязанность.
— Да.
— И учитывая, что у вас четверо детей, можно предположить, что операция не нанесла большого урона вашему здоровью.
— Господь Бог проявил ко мне благосклонность. Больше, чем к другим.
Баннистер предпринял мощное наступление по всему фронту, в чем ему способствовали еще трое мужчин — голландец и два израильтянина, — которые были с Бар-Товом в ту ноябрьскую ночь. Поскольку каждая деталь их рассказов была неоднократно выслушана вне зала суда, в их показаниях встречалось все меньше расхождений. Все они свидетельствовали, что доктор Тесслар присутствовал в операционной и, когда их сила духа слабела, он оказывался рядом. Разница заключалась лишь в том, что у них не было своих детей, в отличие от счастливчика Бар-Това.
После того, как третий из них завершил свои показания, Баннистер пригласил на свидетельское место бывшего голландца, который некогда носил имя Эдгара Биитса, а ныне был известен под именем профессора Шалома из Еврейского университета.
Хайсмит внезапно почувствовал изнеможение от этой утомительной борьбы. Он поручил перекрестный допрос Шалома своему молодому помощнику Честеру Диксу.
В очередной раз профессор Шалом. восстановил последовательность событий, но его показания были на редкость четкими и ясными. Когда Дикс закончил задавать ему вопросы, поднялся Баннистер.
— Прежде чем данный свидетель покинет трибуну, я вынужден обратить ваше внимание, что мой ученый друг предпочел не задавать свидетелю некоторых вопросов, касающихся роли истца в данных событиях, и, что еще более важно, он не уточнил у свидетеля, был ли в операционном зале доктор Тесслар. И я хотел бы обратить внимание вашей чести, что никто из моих досточтимых коллег не высказал сомнений в правдивости показаний свидетелей.
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал судья. — Итак, что вы скажете, мистер Дикс? — Он наклонился вперед. — Я полагаю, суду присяжных хотелось бы знать, давали ли свидетели просто волю своему воображению, выдумывая все, что мы тут слышали, или же они говорили совершенно искренне, и на эти показания вполне можно положиться. Итак, каково ваше мнение, мистер Дикс?
— Я не думаю, что они были абсолютно точны,— ответил Дикс, — учитывая те сложные обстоятельства, в которых они находились.
— Но вы же не предполагаете, — сказал Гилрой, — что все, рассказанное ими, — сплошная ложь?
— Нет, милорд.
Общепринято, продолжал настаивать Баннистер, — подвергать сомнению показания свидетеля, если вы не уверены в них. Но в большинстве случаев вы не делали этого.
— Я задавал несколько вопросов относительно присутствия доктора Тесслара.
— Нет необходимости уточнять у свидетелей каждую мельчайшую деталь. Впрочем, почему бы не предоставить им возможность самим ответить, — сказал Гилрой, которого уже стала несколько раздражать настойчивость Баннистера.
— Я предполагаю, что доктора Тесслара не было в операционной, — заявил Дикс.
— Он был там, — тихо сказал профессор Шалом.
16
Через несколько секунд после того, как чешским национальным гимном в полночь закончились передачи телевидения, Арони поднял трубку, отвечая на телефонный звонок.