— Полиции удалось найти заявления, датированные 1946 годом, три заявления, дающие основания считать, что Эгон Соботник имел отношение к операциям, которые проводил Кельно. Тогда он и удрал из Братиславы, не так ли? Хорошо, мадам Конска, что же вы собираетесь делать? Так вы скажете, где он находится, или предпочитаете, чтобы я сам нашел его? И я-то его найду, можете не сомневаться.
— Я не знаю, где он, — твердо ответила она.
— Как угодно.
Взяв шляпу, Арони кивнул Линке, и, откинув занавеску, они вышли в темную прихожую,
— Подождите... Что вы собираетесь с ним делать?
— Если вашими стараниями вы вынудите меня найти его, за него возьмутся как следует.
Она облизала губы.
— Насколько я знай, он практически ни в чем не виноват, вина его незначительна. И если вам доведется вдруг увидеться с ним... что вы сможете ему предложить?
— Если он даст показания, то свободно покинет зал суда.
Она в отчаянии посмотрела на Линку.
— Даю вам слово как еврей, — сказал он.
— Клянусь вам... ручаюсь... — Губы у нее дрожали. — Он сменил свою фамилию. Стал Туклой. Густав Тукла. Он один из директоров завода имени Ленина в Брно.
Арони что-то шепнул Линке на ухо, и тот кивнул.
— Мы вынуждены временно задержать вас, чтобы у вас не было искушения позвонить ему, пока мы не установим с ним связь.
28
— Доктор Вискова, припоминаете ли вы, что случилось с близнецами в третьем бараке?
— Когда я появилась в нем, там уже были сестры Тина и Хелена Бланк-Имбер из Бельгии, которые подверглись облучению, и им извлекал яичники доктор Дымшиц. Позже появились еще две пары близнецов, сестры Кардозо и Ловино из Триеста. Я помню, в какой ужас я пришла, увидев, как они молоды, Они были самыми юными в бараке. Какое-то время спустя их снова подвергли облучению.
— О чем они и рассказывали, говоря, как плохо себя чувствовали потом. Вспомните теперь ночь в первой половине ноября 1943 года. Можете ли вы рассказать нам, что тогда произошло?
— В бараке появился Восс в сопровождении охранников-эсэсовцев. Конечно, все сразу же встревожились. Он приказал капо забрать три пары близнецов. Сверху они притащили несколько голландских юношей, польского парня постарше и медрегистратора. Его имя было Менно Донкер. Когда их уводили, они были почти в невменяемом состоянии. Доктор Тесслар сидел рядом со мной. Мы знали, что вскоре ждет нас. Мы были в горе и смятении.
— Сколько времени пришлось ждать вам с доктором Тессларом?
— Полчаса.
— И что было дальше? — Вместе с двумя охранниками-эсэсовцами пришел Эгон Соботник, санитар, и сказал, что доктор Тесслар должен отправляться в пятый барак. Там был сущий ад, и ему предстоит успокаивать пациентов. Его буквально выволокли.
— Сколько времени отсутствовал доктор Тесслар?
— Ушел о н около семи часов и вернулся к одиннадцати, вместе с жертвами. Их принесли на носилках.
— Следовательно, четырнадцать человек прооперировали меньше чем за четыре часа. То есть, если операции проводил один и тот же хирург, на каждого он тратил около пятнадцати минут?
— Да.
— Уточнял ли доктор Тесслар, может, там было больше одного хирурга?
— Нет, там был только Адам Кельно.
— И так как один хирург каждые пятнадцать минут принимался за другого пациента, у него не было мени простерилизовать инструменты перед операцией или продезинфицироваться самому. Что представлял собой тогда третий барак?
— Бедлам, полный стонов, криков и крови.
— Вы были на нижнем этаже, а доктор Тесслар на втором, не так ли?
— Да.
— Вы виделись друг с другом?
— Часто. С каждым очередным кризисом мы носились вверх и вниз. Сначала я пришла помогать одному мужчине, который умирал буквально на глазах.
— Что с ним произошло?
— Он умер от шока.
— И в то же время вам приходилось решать свои собственные проблемы.
— Да. Слава Богу, появилась доктор Парментье, и она стала помогать нам. Мы были в отчаянии из-за обильных кровотечений, с которыми почти ничего не могли сделать. У нас не хватало даже воды, чтобы обмывать раны. Доктор Тесслар попытался воззвать о помощи к доктору Кельно, но не получил ответа. На деревянных помостах с соломенными матрасами лежали люди, истекая кровью и крича от боли. В зарешеченном конце барака, где размещались пациенты доктора Фленсберга, бушевала настоящая истерика. Я видела, что не могу остановить кровотечение у Тины Бланк-Имбер, и мы вынесли ее в коридор подальше от остальных. В два ночи она скончалась. Всю ночь мы боролись, чтобы как-то овладеть ситуацией. Каким-то чудом нам троим удалось спасти жизнь всем остальным. На рассвете появились немцы, которые забрали Тину и того мужчину. Эгон Соботник заполнил свидетельства о смерти, которые мы подписали. Затем, как я слышала, он получил приказ изменить причины смерти на «тиф».
С балкона донеслись сдавленные рыдания, и какая-то женщина покинула зал суда.
Теперь Баннистер говорил так тихо, что его едва можно было расслышать, и ему пришлось повторить вопрос.
— Заходил ли доктор Кельно навестить этих пациентов?
— Несколько раз он появлялся в дверях барака. Но лишь бегло глянул на них.
— Были ли в данном случае пациенты в веселом настроении?
— Вы шутите?
— Уверяю вас, что ни в коем случае.
— Несколько месяцев они были в тяжелейшем состоянии. Мне пришлось отослать сестер Кардозо обратно на завод, хотя я знала, что Эмма не выдержит напряжения. В самом плохом состоянии была Сима Галеви, и я оставила ее помогать мне, чтобы ей не пришлось отправляться в газовую камеру.
— Задавали ли вы себе вопрос, кто делал эти операции?
— Возражаю, милорд, — бесстрастно сказал Хайсмит.
— Возражение принято. Предупредите свидетеля, что она не должна отвечать на этот вопрос.
Но молчаливый взгляд, который она не сводила с лица Адама Кельно, был более чем красноречивым ответом.
29
Из Словакии Линка и Арони двинулись на север вдоль австрийской границы и миновали пологие поля Моравии, на которых зрел богатый урожай ячменя и хмеля, прославивших чешское пиво. Маршрут заставил их проехать недалеко от Аустерлица, на поле сражения которого Наполеон разбил армии императорской России и ее австрийских союзников; короткое кровопролитное сражение обошлось в тридцать пять тысяч жизней. Оно получило поэтическое наименование Битвы Трех Императоров.
Арони, который, свесив болтающуюся голову, спал сидя, внезапно проснулся, словно что-то встревожило его.
— Никак не могу понять, как тебе удалось уговорить Браника, — сказал Линка.
Зевнув, Арони закурил.
— Мы говорили с ним на одном и том же языке: На языке концлагеря в Освенциме. Браник едва не попал на виселицу за свои дела в подполье.
Линка пожал плечами. Он так и не смог понять, в чем тут было дело.
Они въехали в предместье Брно, города, который составлял гордость чехословацкой тяжелой индустрии; здесь размещался один из самых больших- индустриальных комплексов в мире, а огромный торговый центр, ежегодно посещаемый десятками тысяч покупателей со всего мира, занимал сотни акров.
Они остановились в отеле «Интернациональ», ультрасовременном строении из стекла и бетона, которое явно представляло собой исключение из обветшавших грязных гостиниц коммунистических стран Восточной Европы.
Здесь их уже ждало послание. «ГУСТАВ ТУКЛА ИМЕЛ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ВАШИМ ОБЩИМ ДРУГОМ ИЗ ПРАГИ, И ЕМУ ПРИКАЗАНО СОТРУДНИЧАТЬ С ВАМИ. ОН ЖДЕТ АРОНИ ПРИМЕРНО К ДЕСЯТИ ЧАСАМ. БРАНИК»
Густав Тукла предстал перед Арони безупречно одетым преуспевающим мужчиной пятидесяти с небольшим лет, но его обветренное лицо и руки тем не менее выдавали профессионального инженера. Обстановка его кабинета, за окнами которого простирались огромные корпуса завода имени Ленина, убедительно говорила, что он не чужд западным вкусам. На длинном столе у окна размещались образцы изделий, выпускаемых заводом, которые будут представлены на международной ярмарке. Тукла предложил гостям разместиться в удобных креслах по обе стороны кофейного столика, на котором лежали каталоги продукции завода. Секретарша в мини-юбке принесла им отменный кофе-эспрессо. Арони улыбнулся, когда она поставила его на стол.