Две женщины, которых разделяли двадцать лет разлуки, взявшись за руки, застыли на месте, вглядываясь друг в друга, а- потом нежно обнялись и двинулись по залу бок о бок.
Начиналась третья неделя процесса. Команда Шоукросса — Кэди выразила желание не прерываться на отдых, готовясь к заключительному рывку. Даже холодноватый. Томас Баннистер не смог скрыть охватившего его возбуждения.
Когда Мария Вискова вошла в зал суда, она на мгновение приостановилась, глядя на Адама Кельно. Тот отвернулся, сделав вид, что поглощен разговором с Ричардом Смидди. Эйб помог Сюзанне Парментье найти место рядом с собой. Джейкоб Александер послал им записку: «Сегодня утром я переговорил с Марком Тессларом. Он выражает глубочайшее сожаление, что не мог встретить доктора Вискову, но он слегка нездоров и хочет поберечь силы для дачи показаний. Попросите, пожалуйста, доктора Парментье передать эти сведения доктору Висковой».
Выражение глаз Марии Висковой и ее голос были полны решимости, когда с помощью польского переводчика ее приводили к присяге. Было решено, что ее английский недостаточно хорош, чтобы давать показания напрямую.
— Меня зовут Мария Вискова, — сказала она, отвечая на вопрос Баннистера. — Я живу и работаю в санатории для шахтеров. в Закопане, в Польше. Родилась я в Кракове в 1910 году.
— Что произошло после того, как вы получили среднее образование?
— Мне не удалось поступить на медицинский факультет в Польше. Я еврейка, и все квоты были заполнены. Я училась во Франции и, получив степень, перебралась в Чехословакию, где стала работать на горном курорте в Татрах, в туберкулезном санатории. Это было в 1936 году.
— Где вы и встретились с доктором Вискским и вышли за него замуж?
— Да, он тоже был родом из Польши. По-чешски моя фамилия звучит, как Вискова.
— Доктор Вискова. Вы член коммунистической партии?
— Да.
— Не можете ли вы рассказать нам, при каких обстоятельствах вы стали ее членом?
— Вместе с мужем я вступила в Интербригаду и защищала лоялистскую Испанию от Франко. Когда гражданская война завершилась, мы очутились во Франции, где стали работать в санатории по респираторным заболеваниям в городке Камбо, расположенном в Пиренеях у франко-испанской границы.
— И чем вы занимались во время второй мировой войны?
— Мы с мужем организовали в Камбо подпольный пункт, откуда переправляли французских солдат и офицеров, вступавших в силы «Свободной Франции» в Африке. Мы также доставали в Испании оружие, которым снабжали Сопротивление и силы франтиреров.
— После двух с половиной лет вы были пойманы и переданы в руки гестапо в оккупированной части Франции, не так ли?
— Да.
— Оценило ли после войны французское правительство ваши заслуги?
— Генерал де Голль наградил меня Военным Крестом со звездой. Мой муж был награжден посмертно. Он был казнен гестапо.
— В конце весны 1943 года вы были отправлены в Ядвигский концентрационный лагерь. Можете ли вы рассказать нам, что случилось с вами по прибытии туда?
— Когда в ходе селекции выяснили, что я врач, меня определили в медицинский сектор, в третий барак. Меня встретили полковник СС Восс и доктор Кельно, от которых я узнала, что польская женщина-врач только что покончила с собой и я должна занять ее место, чтобы ухаживать за женщинами на нижнем этаже барака. Скоро мне стало ясно, что представляет собой третий барак. В нем постоянно находились двести или триста женщин, которые или приходили в себя после экспериментов, или ждали своей очереди.
— Поддерживали ли вы контакты с другими врачами?
— Да. Вскоре после моего прибытия появился доктор Тесслар, который ухаживал за мужчинами на втором этаже. Я была еле жива после путешествия в вагоне для скота, и у меня начиналось воспаление легких. Доктор Тесслар буквально вынянчил меня, вернув мне здоровье.
— То есть вы видели его практически ежедневно?
— Да, мы были очень близки.
— Судя по показаниям доктора Кельно, было общеизвестно, что доктор Тесслар не только сотрудничал с Воссом в его экспериментах, но и делал аборты лагерным проституткам.
— Это утверждение настолько глупо и смешно, что его невозможно даже прокомментировать. В нем нет ни слова правды.
— Но мы все же хотели бы услышать вашу оценку доктора. Тесслара, мадам Вискова.
— Из месяца в месяц мы работали бок о бок круглые сутки. Он был гуманистом высшей пробы, каких только я встречала в жизни, — он просто органически, в силу моральных убеждений, не был способен на такие поступки. Доктор Кельно, который выдвинул против него подобные обвинения, старается прикрыть ими свои гнусные преступления.
— Боюсь, что ваши комментарии заходят слишком далеко, — сказал судья Гилрой.
— Да, я согласна. Но очень трудно, вспоминая то время, хранить ангельскую невозмутимость.
— Кроме того, утверждалось, что у доктора Тесслара была отдельная комната в бараке.
Улыбнувшись, Мария Вискова изумленно покачала головой.
— У врачей и капо были каморки размерами семь футов на четыре. Там хватало места лишь для кровати, стула и небольшой конторки.
— Но ни отдельных туалетов, душа или кухни? Это были все удобства?
— Она была меньше тюремной камеры. Нам их предоставляли, чтобы мы могли писать свои отчеты и истории болезни.
— Были ли в данном медицинском блоке и другие врачи?
— Была доктор Парментье, француженка. Она была единственной нееврейкой, посещавшей третий барак. В сущности, она жила за пределами медицинского центра, но была обязана посещать третий барак, где помогала выхаживать жертвы экспериментов доктора Фленсберга, от которых люди сходили с ума. Доктор Парментье была психиатром.
— Как вы могли бы описать ее?
— Она была святой.
— А другие врачи?
— Короткое время с нами был доктор Борис Дымшиц. Еврей из России, заключенный..
— Что вы о нем знаете?
— Он делал овариэктомии для Восса. Он сам мне рассказывал. Он плакал из-за того, что был вынужден так поступать по отношению к своим соплеменникам, но у него не было сил протестовать.
— Как вы можете описать его внешний вид и умственные способности?
— Он выглядел очень дряхлым. Ему уже трудно было сосредоточиться, и его руки были покрыты экземой. Его пациентки, за которыми я ухаживала, каждый раз возвращались из операционной все в более плохом состоянии. Он уже не мог справляться со своими обязанностями.
— Что вы можете сказать об операциях, которые он проводил раньше?
— Раньше его операции не вызывали никаких нареканий. Разрезы были не менее трех дюймов в длину, он заботливо относился к девушкам и давал им общий наркоз. Конечно, всегда были какие-то осложнения,— .но лишь из-за ужасных условий и нехватки лекарств и пищи.
— Значит, когда доктор Дымшиц больше был не в состоянии исполнять свои обязанности, Восс отправил его в газовую камеру?
— Именно так и было.
— Уверены ли вы, что его не послали в газовую камеру в силу каких-то иных причин?
— Нет, доктор Кельно именно так передал мне слова Восса. Позже Восс и сам подтвердил их.
— Насколько я понимаю, дело было в том, что Дымшиц стал для него бесполезен, от него не было толку. Находится ли в зале суда Адам Кельно?
Она ткнула в него указательным пальцем.
— Отправляли ли и других врачей в газовые камеры?
— Конечно, нет.
— Нет? Разве не были уничтожены в Ядвиге десятки тысяч людей?
— Но только не врачи. Немцы отчаянно нуждались в них. Дымшиц, наверно, был единственным, кого постигла такая судьба.
— Понимаю. Встречались ли вы с доктором Лотаки?
— Только от случая к случаю.
— Доктор Кельно сообщил, что, когда Восс объявил ему что он и доктор Лотаки будут делать эти операции, они переговорили со всеми остальными врачами. Ставил ли он вас в известность?
— На эту тему он никогда не обмолвился со мной ни единым словом.
— Вот как? Он не обсуждал с вами этические понятия, не просил вашего благословения или совета, не старался убедить вас, что так будет только лучше для пациентов?