Этой среде были чужды тонкости психологических приемов, здесь стал царствовать дружный триумвират ножа, револьвера и петли. Аристократы, хотя и предпринимали попытки контролировать движение, не имели успеха, и, предоставленное самому себе, оно принимало крайне террористические формы. Натан Форрест в конце концов решил распустить клан, что он и сделал в 1896 году. Роспуск этот, однако, был формальным, террористические акты на местах продолжались. Еще в 1871 году, 18 марта, сенатор от Огайо Джон Шерман, выступая на заседании сената, счел нужным обратить внимание своих коллег на бесчинства южан:
"Если кто-нибудь из сенаторов, оглянувшись назад на многие века преступлений, сможет указать мне примеры убийства, заговоров или деятельности шаек людей, которые были бы более дьявольскими, чем Ку-клукс-клан, я бы охотно послушал его. Это секретная организация, спаянная клятвой; она убивает, грабит, ворует, истязает плетью и бичом и к тому же вершит свои преступления над бедняками, слабыми мужчинами и женщинами, совершенно беззащитными людьми".
Культивируемое уходящими с исторической арены классами неверие в потенциальные способности человеческой личности все еще остается широко распространенным предрассудком на земле. Его масштабы иногда преуменьшаются, потому что этот скептицизм мы привыкли относить в одну только область межрасовых отношений. История полна не только примеров унижения одних рас другими, но и самоунижения, когда значительные массы людей самоотверженно и самоотреченно повиновались короткому жезлу вождя или объявляли себя рабами божьими.
Ползучий скептицизм проникает даже на профессорские кафедры, превращаясь в псевдоэлегическое философствование о том, что человеческий род исчерпал себя — породил технические средства, которые выходят из его повиновения.
Обладает ли человек, сравнительно недавно сбросивший шкуру варварства, нужным умом и характером, чтобы разумно управлять своим техническим достоянием? Буржуазный социолог Р. Фосдик дает отрицательный ответ:
"Мы исходим из предпосылки, что способности человека идут в ногу вместе с его изобретениями… Мы не можем быть такими догматиками, чтобы считать, что человеческая природа существенно улучшилась со времен древних египтян или греков… Современная наука революционизировала не человека, а его окружение. Она сделала его прежние представления бесконечно более опасными… Но она не изменила самого человека. Он остался тем же, чем был — существом, исполненным страстей, с отблеском древних пожаров в глазах, наложившим руку на новейшие средства, с помощью которых его свирепый характер и эгоизм могут найти выход в катастрофической бойне".
Здесь уже всему роду человеческому, без различия рас, предъявлено унизительное обвинение в неполноценности, научная мысль протянула руку грубому предрассудку — вполне логичный финал буржуазного способа мышления.
Нет! Человеческий род обладает колоссальной потенцией прогресса, его ум всеобъемлющ и может усвоить все богатство современной культуры без остатка. Страдает же он не от собственного несовершенства, а от несовершенства отношений, в которые его поставил капиталистический способ производства.
В Соединенных Штатах, стране, которая вынуждена была в свое время отказаться от старой культурной традиции Европы и предоставила широкий простор фантазии народного ума со всеми его положительными и отрицательными сторонами, предрассудок расизма так глубоко проник в сознание белых американцев — бедных, средних и богатых, — что метастазы его с удивлением порой обнаруживают в себе даже те, кто выступает за интеграцию двух рас. Предрассудки отвратительны вообще, здесь они омерзительнее, чем где-либо, и в философии, и в поведении американцев. Удивительно ли, что в стране, где не так давно были возможны "обезьяньи" процессы над пропагандистами эволюционной теории Дарвина, толпы расистов жгли негров на кострах, точь-в-точь как это практиковали в средневековье фанатичные инквизиторы?
Каково же происхождение мифа о расовом превосходстве белых американцев над черными? Для всякого народного мифа характерно то, что он зачинается не словом, а делом, то есть возникает отнюдь не на пустом месте. Это блестяще открыл в свое время Эдуард Тейлор, и мы показали это уже на примере "великого американского мифа". С течением времени первичное реальное зерно обволакивается тысячью ярких нитей народной интерпретации, и найти его зачастую бывает нелегко.
Вооружившись аксиомой Тейлора, попробуем установить предварительно изначальное зерно, которое дало жизнь буйному древу расистского вымысла. Отметим сразу вздор о биологическом превосходстве, приняв как непререкаемый постулат утверждение Льюиса Моргана, что "человеческий ум одинаков в видовом отношении у всех индивидов, племен и наций человечества"[8]. Скорее всего речь должна пойти о культурной разнице двух исторических типов личности, о драматическом столкновении доверчивого сына Африки, обладающего моралью преданного коллективиста, и независимой личности американца с его неистовым духом индивидуализма.
В таком случае дело объясняется довольно просто. Сильно развитый в американце инстинкт прогресса был стихийно возмущен видом и манерами этого представителя самых отсталых на планете общественных отношений. С точки зрения американской личности, блестяще подготовленной к поприщу буржуа, негр должен был представляться человеком, с которым "каши не сваришь".
Правильно ли такое объяснение в целом или только в частностях, в этом мы убедимся, если познакомимся с африканским характером в том виде, в каком он сложился прежде, чем негр попал в жадные руки работорговца и был продан американскому плантатору.
Но для этого нам нужно покинуть на время Североамериканский континент и перенестись на африканскую почву, в частности на почву Западной Африки, которая служила главным резервуаром работорговли на заре капиталистической эры.
Прежде всего сделаем несколько беглых замечаний об особенностях психических функций первобытного человека. То, что негры могли сосчитать только до трех, после чего неизменно жаловались на усталость, наряду с другими своеобразными чертами их психики, служило для чуждых историзму идеологов рабства верным доказательством неполноценности этой расы.
Память, мышление, речь и счет современного человека совершили огромную эволюцию со времени первобытной эпохи. Цивилизованный человек, экономящий свою память, все неисчислимое богатство своего опыта аккумулирует в емких понятиях. Но скудный опыт примитивного человека мало нуждался в обобщении и классификации предметов и явлений. Словно жадный ростовщик, хранящий весь свой капитал в кожаном мешке, он держал в своей цепкой памяти все многообразие окружающего мира с огромной роскошью деталей. Поэтому и словарь примитивного человека всегда удивлял исследователей своим богатством. Он был тесно связан с памятью и должен был иметь особое слово для каждой конкретной детали своего окружения.
Первобытный человек говорил живописуя, пользуясь при этом лапидарным до педантизма стилем, в то время как мы стремимся говорить точно, опираясь на классифицированные понятия.
8
Нельзя не согласиться со шведским ученым Гуннаром Мюрдалем, который в своем капитальном труде "Американская дилемма" строго предупреждает: "Когда мы подходим к этим проблемам с предпосылкой, что различия в человеческом поведении должны быть объяснены главным образом социальными и культурными факторами. мы остаемся на почве науки. Если же мы склоняемся к тому, чтобы объяснить все наследственностью, мы лишаемся всякого научного основания для выводов".