Некоторое время Алекс издали пристально наблюдал за всем, что происходило возле стола регистрации. Он не заметил, чтобы кто-нибудь из находившихся там проявлял к подходящим к столу немцам дополнительный интерес, сверяясь, например, с каким-нибудь списком. Это означало, что больше никого уже не отсеивали.
— Смелей, смелей, — крича в рупор, призывал шведский офицер. — Первые займут лучшие места на этом комфортабельном судне, последним достанутся койки возле отхожего ведра.
Алекс протиснулся сквозь серую массу интернированных как можно дальше от глаз оцепления к оставленному на путях железнодорожному вагону. Убедившись, что его не могут заметить с борта русского транспорта, он расшнуровал и скинул солдатские ботинки, снял парусиновые штаны, смотал с шеи платок, прикрывавший белую рубашку, и незаметно повязал галстук. Надев извлеченные из мундирной сумки туфли, он быстро сбросил штормовку и преобразился в весьма опрятного господина, неизвестно как очутившегося среди сотен однообразно серых арестантов. Пригладив волосы и протерев щеки и шею одеколоном из маленького флакончика, он одернул свою светло-кремового цвета куртку, напоминавшую тропический френч времен англо-бурской войны, отряхнул брюки и начал быстро пробираться на свободное от людей место, сжимая в руке только шведско-английский разговорник. Он шел, перешагивая через ноги и вещи сидящих, с озабоченным видом сопроводителя груза, портового служащего, санитарного инспектора, кого угодно, только не кандидата в военнопленные.
— Разрешите, джентльмены, — говорил он по-английски, когда приходилось кого-то потревожить, — прошу прощения.
Немцы подвигались, никто из них, а к этому времени здесь были перемешаны уже все четыре лагеря, его не узнал и не окликнул. Выбравшись из толпы, Алекс направился к оцеплению с явным намерением пройти сквозь него наружу.
— Эй! А ну-ка погоди! — остановил его полицейский офицер. — Куда? Вы кто такой?
Полицейский говорил по-шведски, и Алекс понял только, что его не пропускают. Он принялся что-то объяснять по-английски, но был подхвачен под руки и подведен к столу регистрации.
— Ваши документы? — по-немецки потребовал сидевший за столом полицейский чин.
— Talar du engelska?[16] — спросил Алекс.
— Что? Говорите по-немецки!
— Jag forstar dig inte.[17]
— Talar du tyska![18]
— Jag talar inte tyska. Jag talar lite svenska,[19] — коверкая слова, произнес Алекс.
— Да ты кто такой? Где твои документы? — Швед удивленно оглядывал столь непохожего на других интернированных молодого человека.
— I am a representative of «Instone Air Line Ltd.», — сказал Алекс, переходя на английский.
— Чего-чего? — Полицейский посмотрел на инспектора МККК.
— Говорит, что он представитель британской авиакомпании «Инстон Эйрлайн», — недоуменно пожал тот плечами.
Полицейский, которому кто-то из его подчиненных гарантировал, что сегодня за тройное оцепление ни в ту, ни в другую сторону не проскочит и мышь, был склонен в это верить.
— Какой, к дьяволу, представитель! Ты мне тут комедию не ломай, где твоя регистрационная карта?
— Jag forstar dig inte.[20] I once again repeat, I am a representative of «Instone Air Line Ltd.».[21]
Вторую фразу Шеллен адресовал чиновнику МККК, видя, что тот хорошо понимает по-английски.
— In such case you should have documents[22], — с акцентом, но достаточно бегло произнес крестоносец.
Алекс, словно что-то вспомнив, стал лихорадочно шарить по карманам. Сначала он извлек сохраненную им когда-то газетную вырезку с фотографией залетевшего на шведскую территорию австралийского «Ланкастера», потом карточку, выданную ему важным столичным адвокатом Олонбергом. Больше ничего интересного в его карманах не было. Свою солдатскую книжку и шведскую регистрационную карту минут десять назад он засунул в щель под железнодорожным рельсом. Окончательно перейдя на английский, Алекс стал быстро рассказывать историю про вынужденную посадку их бомбардировщика на аэродром Сатенас, совершенную в апреле этого года, буквально за несколько дней до окончания войны.
— Погодите, откуда у вас это? — перебил его чиновник МККК, ткнув пальцем в карточку.
— Этот жетон мне выдал адвокат Симон Олонберг несколько дней назад, как своему клиенту.