— Хорошо, что еще можно придумать? — продолжал допытываться премьер-министр.
— Боюсь, больше ничего, — после короткого раздумья ответил Джоуит. — Лет двести назад мы могли бы упрятать его в Тауэре под безликим номером и никому ничего вообще не объяснять…
— Хорошая мысль, Аллен, — оживился Эттли. Он словно ждал как раз такого поворота в их разговоре.
— Но бесполезная.
— Не скажите. Конечно, в Тауэре, кроме церемониальных ворон с подрезанными крыльями, других узников сейчас нет, но ведь можно подумать и над более радикальными вариантами.
Джоуит вопросительно посмотрел на премьер-министра. Он догадывался на какие варианты намекает его собеседник, но, как главный сановник британского правосудия, дал понять о своей догадке лишь взглядом.
— Как по-вашему, сколько британских военнослужащих было расстреляно в первую войну по приговору военно-полевых судов? — неожиданно спросил премьер.
— Мм… больше сотни…
— Больше трехсот! А теперь мы возимся с несколькими мерзавцами, ломая голову, как бы сделать так, чтобы все выглядело пристойно. Вот… — Ричард Эттли достал из ящика письменного стола пачку бумаг и отыскал среди них нужную. — Вот, только одно из нескольких последних прошений родственников на имя короля о реабилитации казненных в прошлую войну… так… секунду… Эдриана Бевиштейна. Семнадцатилетний солдат был казнен по приговору Джей Си Эм[28] за то, что отсутствовал на передовой без уважительной причины. Суд не учел ни возраст, ни полученное месяц назад ранение, ни семь месяцев боев на передовой.
— Вы намерены дать этому прошению ход?
— Ни в коем случае. Justice est faite.[29] Надеюсь, вы тоже не хотите, Аллен, чтобы вашим судебным решениям кто-либо в будущем давал свои оценки.
Джоуит согласно кивнул.
— Послушайте, Клемент, а что, если попробовать с ними договориться? — предложил он, пытаясь увести разговор в сторону от «радикальных вариантов». — Мы предъявим Шеллену одно-единственное обвинение: измена королю путем содействия его врагам во время войны, осуществленного за пределами королевства. Насколько я знаю, в деле этого летчика можно найти смягчающие обстоятельства психологического свойства, не оправдывающие его поступков с позиций закона, но объясняющие их с человеческой точки зрения. Присяжные, как вы знаете, более чувствительны как раз к доводам сердца. В своем специальном вердикте они высказываются за снисхождение, а суд, в рамках основанного на прецедентах общего права, не находит в анналах британского правосудия ничего сколько-нибудь близкого и выносит независимое от наших сколь архаичных, столь же и категоричных статутов о государственной измене сравнительно мягкое решение, творя закон в зале суда. Решение, на которое нашим оппонентам нечего будет возразить по существу. Таким образом, я предлагаю воспользоваться широчайшими возможностями, которые дает нам наше некодифицированное англосаксонское право.
Я готов выступить в качестве адвоката государства обвинителем на суде лордов и в какой-то мере подыграть защите. Из двадцати судей палаты мы подберем четверых наиболее склонных к реформациям, а барон Шоукросс будет пятым. Вы знаете, что среди наших лордов-судей есть сторонники отмены смертной казни. Они как раз подойдут. Далее, в обмен на наши уступки, мы потребуем от барристера[30] Шеллена не выходить за рамки уголовного процесса и не превращать его в политическое мероприятие. Консультации с лордами-духовниками я также беру на себя. В конце концов, король, как светский глава англиканской церкви, со своей стороны тоже может воздействовать на архиепископа Кентерберийского, епископа Чичестерского и прочих священников. Это ведь и в его интересах — не выносить сор из дворца. Нам на руку тот факт, что как раз в дни процесса, а его нужно сместить на середину января, епископы будут заняты обсуждениями по возобновлению Ламбетских конференций[31]. Нам также на руку тот факт, что обиженный на Корону сэр Харрис подал в отставку и, насколько мне известно, собирается покинуть страну (говорят, он едет в Африку по приглашению частной компании). Таким образом, того, в ком можно было бы ожидать главного жаждущего крови обвинителя со стороны армии и главного противника заступников за немецкое население, в зале заседания не будет. И значит, мы не услышим рык маршала и его грубые выпады против всех, кто осудил действия британских ВВС в годы борьбы с «государством-чудовищем». Таким образом, максимально смягчив обвинение, мы лишим защиту оснований для прямых нападок…