Она снова посмотрела… нет, только повернулась в его сторону, почувствовав там движение.
— Шарлотта, — сдавленным голосом произнес Алекс, — ты жива?
По знаку пристава констебли заставили Алекса сесть на скамью.
— Кем вы приходитесь обвиняемому здесь бывшему флаинг-офицеру Алексу Шеллену? — спросил лорд Гармон.
— Ich bin eine Witwe seines Bruders Ejtelja, — сказала свидетельница в темных очках.
— Я — вдова его брата Эйтеля, — перевела женщина в форменном жакете.
Алекс закрыл ладонями лицо. Значит, брата нет в живых. Он это предчувствовал, но так и не смог подготовить себя.
— Кхе, кхе, — прокашлялся очнувшийся лорд-председатель, — но в материалах дела нет никаких указаний на то, что брат обвиняемого был женат? — утробно пророкотал он, поправляя перекошенный парик. — Впрочем, ладно, разберемся. Какого вы вероисповедания?
— Лютеранка, — был ответ переводчицы.
— Вы согласны давать показания под присягой?
— Да.
Пристав положил перед свидетельницей Библию и листок с текстом присяги, но та никак на это не реагировала. Тогда женщина-переводчик что-то прошептала ей на ухо, взяла ее ладонь и положила на томик лютеранской Библии.
— Ich schwore zu Gott dem Allmachtigen…
— Клянусь Всемогущим Богом… — повторила переводчица.
Выйдя в зал и обернувшись к судьям, Скеррит извинился, сказав, что Шарлотта Шеллен слепа.
— Об этом нужно предупреждать заранее, мистер адвокат, — проворчал лорд Баксфилд. — Мало того что не говорит по-английски, так она еще и слепа, — произнес он, поочередно повернувшись к своим коллегам слева и справа. — Ладно, задавайте ваши вопросы.
— Ваша честь, мой подзащитный и находящаяся сейчас здесь женщина не виделись более десяти лет. Более того — каждый из них считал другого погибшим, и эта встреча для обоих очень непроста в психологическом отношении. Вы позволите им обменяться несколькими фразами, дабы свидетель могла убедиться, что в зале судебного заседания присутствует именно тот человек, которого она знала еще в детстве под именем Алекса Шеллена?
Разрешение было получено. По знаку адвоката Алекс поднялся и заговорил по-немецки:
— Шарлотта!
— Да, — она повернулась на голос и вся напряглась.
— Что случилось с Эйтелем?
— Он погиб 22 апреля во время боев с американцами, через два дня после нашей свадьбы… Алекс!
— Да, Шарлотта.
— Вы оба считали меня погибшей в Дрездене, но это было не так. В конце марта, когда ты уже улетел на север Германии, мы встретились с Эйтелем. Его разыскала моя мама — она прочитала о нем в газете, вывешенной на стенде объявлений, и увидала там его фотографию. На этой фотографии, как потом оказалось, был и ты. А спустя две недели мы получили известие о твоей гибели. Эйтелю удалось связаться с кем-то из 51-й эскадры, и ему сообщили, что 10 апреля ты, — Шарлотта запнулась, — то есть лейтенант фон Плауен, погиб в воздушном бою и этому были свидетели. Эйтель очень переживал. Примерно через неделю после этого, понимая, что каждый день может оказаться последним и для нас — уже шли бои на подступах к городу, — мы поженили^. Но мы были вместе только два дня.
Слова Шарлотты переводила женщина-переводчик, слова Алекса — сам Скеррит. Публика затаила дыхание. Даже скрип перьев на балконах затих. Лица двух молодых людей были обращены друг к другу, а их волнение свидетельствовало о том, что эта их встреча не была «домашней заготовкой» защиты и, в чем бы ни обвиняли сейчас одного из них, налицо была драма живых людей, чьи судьбы исковеркала война.
Джон Скеррит подошел к барьеру, за которым сидел Алекс, и повернулся в сторону барьера свидетеля.
— Фрау Шеллен, вы позволите мне называть вас просто по имени?
Она согласно кивнула.
— Скажите, Шарлотта, когда вы познакомились с находящимся здесь Алексом Шелленом?
— Летом 1933 года.
— Сколько лет вам было тогда?
— Мне было двенадцать, Алексу — тринадцать, а Эйтелю — четырнадцать.
— И вы подтверждаете, что сейчас разговаривали именно с Алексом Шелленом?