Суд отложили до осени, а меня освободили под залог в 2 тысячи рублей до суда. Деньги внес Н. Д. Соколов, мой защитник.
Выйдя из тюрьмы в начале осени 1906 года и снова переменив паспорт, я стал работать в Петербургской партийной военной организации, перевозить оружие через финляндскую границу. Потом у нашей организации зародилась мысль проникнуть в солдатскую среду. Явившись на призыв в октябре 1906 года, я добился назначения в Кронштадтскую крепость, но скоро меня перевели во Владивосток. Мне удалось наладить связь с партийной организацией и довольно хорошо работать, но после восстания на „Грозящем“ 17 октября 1907 года я был арестован в минной роте.
В конце 1908 года я уехал учиться в Брюссель, и в 1911 году окончил курс с дипломом инженера-механика. Вернулся в Россию, работал в Сормове, в Москве на заводе Бромлея, был арестован и выслан из пределов центральных губерний. Благодаря знакомству с инженерами, работавшими по холодильному делу, получил работу, связанную с установкой холодильных машин завода „Франц Крулль“.
В июле 1914 года меня забрали рядовым в армию. Однако завод „Франц Крулль“ выхлопотал, чтобы мне дали возможность работать по специальности. В сентябре 1915 года фирма „Крулль“ добилась того, что меня отпустили работать на завод в Ревель. Как только произошел переворот, я вернулся в Петербург и стал работать на заводе Людвига Нобеля. 1 января 1918 года был назначен членом правления Путиловского завода, а в августе 1918 года — заместителем Л. Б. Красина в Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии.
С марта по ноябрь 1918 года — комиссар-начальник военного снабжения Украинского фронта, затем — заместитель наркома путей сообщения. В мае 1920 года меня назначили председателем „Азнефти“ в Баку“.
После Петербурга и Баку я встретилась с тов. Серебровским в Москве на XV партийной конференции, когда уже работала в статистическом отделе ЦК партии. Вскоре он стал моим мужем.
В течение ряда лет тов. Серебровский был заместителем председателя ВСНХ, членом ЦИК СССР, непосредственно отвечал за золотую и нефтяную промышленность. Его выдающиеся организаторские способности сочетались с увлеченностью, которая ни перед чем не останавливалась. Энергия его была неисчерпаема, память необъятна, интеллектуальные способности из ряда вон выходящие.
Так случилось, что жизнь наша не сложилась, и мы расстались друзьями.
Последний раз я встретилась с Серебровским в 1936 году в Новосибирске в кабинете первого секретаря Западно-Сибирского крайкома партии тов. Эйхе. Больше я его не встречала. В 1937 году его больного увезли из Кремлевской больницы, и он уже туда не вернулся.
Конечно, не для того все это пишу я Вам, чтобы оградить его от чудовищной клеветы Бакинцева-Зенина. Жизнь Александра Павловича не нуждается в адвокатах.
Если что будет нужно, обращайтесь, пожалуйста, без церемоний.
ГЛАВА XXI
Этому письму, видимо, предстоит замкнуть некий самостоятельный кольцевой маршрут повествования, непосредственно связанный с основным радиальным маршрутом, ибо октябрьско-декабрьским дням 1905 года суждено затянуть в водоворот петербургской жизни многих действующих лиц книги о Богдане Кнунянце: его самого, Лизу Голикову, Миха Цхакая, Осипа Логинова-Серебровского, Александра Меликова — его сокурсника по Технологическому институту, В. Н. Пилипенко — руководителя геронтологических исследований. И даже Дмитрий Постоловский, следы которого потерялись, казалось бы навсегда, в зимнем заснеженном Тифлисе 1904 годя, вновь возникнет на процессе по делу Совета рабочпх депутатов в качестве свидетеля. Его введут в зал суда под конвоем, и он откажется дать обещание суду говорить правду, ибо, как объяснит, «никаких обещаний морального свойства он, вообще, суду давать не намерен». То есть Постоловский в своем отказе воспользуется той же аргументацией, что и Кнунянц на заседании Московской судебной палаты полтора года назад.