Живя в обстановке полной свободы от забот и тревог, мы не переставали думать о людях, обреченных всю жизнь существовать за решетками, в серых стенах; и мысли эти неустанно мучили нас, даже когда мы бодрствовали.
Длительность сна определялась необходимостью постоянно подбрасывать дрова в костер по ночам. Вечером мы притаскивали сухостой, чтобы было на чем приготовить завтрак, и благополучно сжигали его ночью. Когда на месте вечернего пламени образовывались тлеющие угли, мы придвигались поближе, ловя тепло слабых язычков огня. Кто-то оставался следить за углями, чтобы они окончательно не потухли, а остальные залезали в спальные мешки.
Много раз во время этих ночных бдений я лежал без сна, думая о проблемах, связанных с тем, как обеспечить максимальную справедливость. И чем острее я ощущал свою собственную свободу идти, куда хочу и делать, что хочу, тем больше я думал о невинных людях, погребенных в камерах. Мысли эти тревожили и терзали меня, и временами я старался загонять их куда-то в подсознание — но не очень далеко, потому что они не могли находиться там долго.
Словом, в один прекрасный день я поделился своими мыслями с Гарри Стигером, и выяснилось, что он думает о том же самом. Каждый раз, просыпаясь по ночам, он ловил себя на размышлениях, что он может сделать как издатель для решения этой проблемы.
И как-то, когда мы обсуждали подобную ситуацию, Гарри нашел решение.
— Эрл, — сказал он, — если ты найдешь еще одно дело, в котором человек, по твоему мнению, неправильно осужден, «Аргоси» отведет достаточно места для публикации такого материала, и мы увидим, какова будет реакция публики. Ты знаешь, что я пытаюсь сделать из «Аргоси». Когда мы купили его у «Манси компани» это был старомодный журнал приключений, печатавшийся на рыхлой бумаге. Мы превратили его в иллюстрированное издание для настоящих мужчин, и люди стали обращать на него внимание. И я думаю, что из всех журналов, которые мы издаем, «Аргоси» наилучшим образом подойдет для этой цели.
Все последующие вечера мы решали, как довести эту мысль до логического конца и как реально воплотить ее в жизнь.
За несколько месяцев до нашего путешествия мы выяснили, что, как ни странно, нет ни одного журнала, посвященного вопросам законности, хотя весь американский образ жизни зиждется на представлении о законах и справедливости.
Здесь, в глуши этого дикого полуострова, мы начали обсуждать идею, как объединить эти два замысла — проверить реакцию американской публики, в самом ли деле она интересуется юридическими делами, и в то же время использовать площадь журнала, чтобы исправлять некоторые специфические ошибки и бороться с несправедливостью.
Ночь за ночью мы прикидывали, как подавать материалы, какова может быть реакция американской публики и какой эффект она окажет на те правительственные службы, которым принадлежит последнее слово.
С самого же начала мы поняли, что журнал никогда не обретет популярность во всей стране, если будет просто громогласно провозглашать: «Этот человек считает, что он невиновен. Он был осужден за убийство. Эрл Стенли Гарднер считает, что в словах этого человека что-то есть, и поэтому просит губернатора помиловать его».
Мы понимали, что нам будут нужны факты и только факты, и они должны быть поданы читающей публике так, чтобы вызвать у нее искренний интерес. Неважно, сколько места «Аргоси» отведет тому или иному делу, но ничего не произойдет, пока люди не прочитают о нем. Но даже тогда ничего не произойдет, пока люди не поймут, что они должны что-то делать.
Общественным мнением можно управлять, но мы должны добиваться, чтобы мнение общества носило просвещенный характер, основанный на фактах и только на фактах, в противном случае мы будем обвинены — и обвинены совершенно справедливо — что пользуемся тактикой возмутителей спокойствия.
В юридических кругах принято называть высшую юридическую инстанцию «Судом последней надежды». И здесь, глядя на открывающиеся перед нами широкие свободные пространства, мы пришли к выводу, что в такой стране, как наша, ни один официальный суд не может быть на самом деле судом последней надежды. Подлинным таким судом, как мы считали, должен стать сам народ. Это была новая и смелая концепция, и в ней было здравое начало. В соответствии с нашей теорией закона народ — высший суверен над любым государственным учреждением, законодательным, исполнительным или судебным. Он должен, конечно, высказывать свои пожелания в порядке, предписанном Конституцией, но в соответствии с ней воля народа является высшим законом в этой стране.
Это не означало, что если нам казалось, что Джон Доу* осужден неправильно, мы обращались к мнению народа или же, если мы приходили к выводу, что он в самом деле осужден по ошибке, требовали поправки к Конституции, чтобы его освободить.
*Джон Доу (а также Ричард Рей) — нарицательное обозначение подсудимого, ответчика и т.д. в процессе следствия и суда.
В конституциях разных штатов упоминалось, что губернатор имеет право помилования. Каждые четыре года губернатора переизбирали. Губернатор, с другой стороны, нес ответственность перед народом. И если он хотел остаться на своем посту, он должен был апеллировать к своим поступкам. И если какая-то реально мыслящая часть населения штата решила бы, что Джон Доу осужден неправильно, а губернатор, в нарушение справедливости, не применил право помилования, ему пришлось бы во время выборов столкнуться с грузом политической ответственности. А никакой губернатор не хочет возлагать на себя политическую ответственность, пока на другую страницу книги «доходов и расходов» не будут внесены его достижения.
Но как можно представить обществу суть какого-то дела, не прибегая к тактике возмутителей спокойствия? Как нам раздобыть факты в гипотетическом деле Джона Доу, как убедительно изложить их, как вызвать у общества достаточный интерес к ним? Каким образом нам удастся вызвать у значительной части общества подлинный интерес к судьбе Джона Доу? Эту проблему мы обсуждали бесконечно. Мы чувствовали, что если нам удастся найти правильный подход, мы окажемся на верном пути; но это означало, что публика должна понять предложенные ей факты, правильно оценить их, а затем у общества должно появиться желание предпринять какие-то действия.
Мы знали, что большинство читателей журналов любит детективные истории. А что, если предложить читателям самим изучать дело Джона Доу, постепенно излагая им последовательность фактов и событий, пока у них не сформируется достаточно обоснованное мнение?
Это означало, что в нашем распоряжении должны быть расследователи, авторитету которых публика верит и которые могли бы раскрыть такие факты. В этом случае интерес читателей не угасал бы.
Каким образом всего этого можно было бы добиться?
Постепенно идея о создании вокруг «Аргоси» группы расследователей стала обретать реальные формы.
Основная идея заключалась в том, что мы должны были найти людей-специалистов в своей области, которые пользовались бы широкой общенациональной репутацией, чтобы читатели испытывали доверие к их мнению; людей, которые были бы настолько воодушевлены идеей служения обществу, что будут согласны отдавать свои силы и время на пользу справедливости (любой намек на финансовое вознаграждение бросил бы тень на мотивы расследований, ибо в них увидели бы личную заинтересованность). Мы нуждались в людях, которые достигли такой финансовой независимости в избранной ими профессии, которая делала бы их свободными от мнения общества. Более того, они должны были обладать такими профессиональными качествами, чтобы никому из заключенных не удалось бы обмануть их, ввести в заблуждение.
Перед нами, без сомнения, стояла исключительно трудная задача.
Мы сразу же подумали о докторе Лемойне Снайдере.
Доктор Лемойн Снайдер был одним из ведущих авторитетов в стране по расследованию убийств. Он был не только доктором медицины, но и дипломированным юристом, и несколько лет специализировался в области судебной медицины. Его книга «Расследование убийств» стала самым авторитетным изданием такого рода, и в то же время — справочным пособием и учебником для тех, кто интересовался сложными техническими аспектами темы.