В конце концов общение с этими инстанциями вызвало у меня гнев, и я решил, что если мы будем вести расследование от имени «Аргоси», то пойдем на страшный скандал, если нам не будет разрешено разговаривать с заключенными.
Это я и поведал Биллу Джилберту и сказал ему, что вылетаю в Валла-Валла поговорить с Богги. Я попросил Джилберта объяснить ситуацию начальнику тюрьмы и сказать ему, что не хотел бы по приезде натыкаться на запрет.
Помнится, я привел пример Биллу Джилберту, что раньше мы пытались ловить мух на клейкую патоку. Я устал от бесплодности этого занятия и решил, что куда эффективнее бить их хлопушкой.
Джилберт заверил, что, по его мнению, у меня не будет никаких затруднений в беседе с Кларенсом Богги, но на всякий случай он поговорит на эту тему с начальником.
Вернувшись в Валла-Валла, он протелеграфировал мне, что трудностей у меня действительно не будет.
Это был образец взаимопонимания.
Как уже говорилось, начальником тюрьмы был Том Смит. Он изъявил полную готовность во всем содействовать нам.
— Учтите, — сказал он наконец, — вы не встретите никакого противодействия. Если Богги Кларенс невиновен, мы не меньше вас хотим удостовериться в этом. Билл Джилберт рассказал мне о вашей организации. Я кое-что знаю о репутации тех людей, которые сотрудничают с вами в этой работе. Если вы собираетесь разобраться в деле Богги и если это ничего не будет стоить штату, я сделаю все, что в моих силах, чтобы содействовать вам. Я думаю также, что здесь вы встретите то же отношение и со стороны официальных лиц штата. Во всяком случае, я с удовольствием помогу вам. А теперь вы можете приниматься за дело.
Одним словом, стало ясно, что Том Смит совершенно не похож на тот тип начальника тюрьмы, который я ожидал встретить.
При более близком знакомстве с ним я понял, какое у этого человека большое сердце, каким несколько наивным идеализмом он преисполнен, как страстно стремится к справедливости.
В то время я был удивлен, встретив начальника тюрьмы, настолько не совпадавшего с образом, который любили создавать авторы романов. В нем не было ничего от жесткого садистского поклонника дисциплины. Он был исключительно гуманен, бдительно следил, чтобы ни в чем не нарушались права заключенных и каждому человеку была обеспечена справедливость.
В тот же день позже я узнал невероятную историю Кларенса Богги.
Я называю ее невероятной потому, что все в его рассказе было полностью и совершенно непостижимо. Буквально каждый раз, разговаривая с этим человеком, я открывал какие-то грани его характера, новые детали его биографии и эпизоды, которые сначала казались совершенно невозможными, но позднее выяснилось, что они чистая правда.
Например, Богги, совершенно нищий заключенный, отбывавший пожизненное заключение, дважды уже бывший под судом, решительно утверждал, что он никогда не совершал никаких преступлений.
Это, конечно, было совершенно абсурдно.
И все же последующее расследование показало, что история этого человека вполне может быть истинной. После каждого из предыдущих приговоров он получал помилование, так как дополнительное расследование доказывало, что он был осужден неправильно.
Он, конечно, страдал тюремным неврозом. Он испытывал бесконечную любовь к своей матери, которая заставила возвести ее на пьедестал. Он отличался эмоциональной нестабильностью; порой неожиданно начинал плакать, особенно если кто-то упоминал его мать. Он так давно был в заключении, что его умственный кругозор заметно сузился.
И вот этот человек, у которого не было ни цента, как-то случайно заметил нам, что он является владельцем медных копей стоимостью в несколько миллионов долларов.
Но история о медных копях оказалась весьма интересной. Шахта, объяснил он, была подарена ему женщиной, которую он никогда не видел, но так как она хотела избавиться от своих земных богатств, то решила передать шахту Богги. Но документ на передачу был потерян.
Когда выслушиваешь такие басни от человека, который отбывает пожизненное заключение за убийство, этого достаточно, чтобы у тебя появилось желание оставить всю эту историю. Этот парень не только преступник, но и врун. И тебе остается только ругать себя, что ты отмахал полторы тысячи миль для того, чтобы играть роль в этой комедии.
И все же история эта оказалась чистой правдой.
Мы не могли этому поверить, пока не наткнулись на некоторые факты, подтверждающие его рассказ, и я упомянул о ней лишь потому, что она была характерна для всей ситуации с Кларенсом Богги.
Как уже говорилось, Богги преклонялся даже перед землей, по которой ступала его мать, и любая женщина, не меньше чем на двадцать лет старше его, вызывала у него такие же чувства.
Во время Великой Депрессии лесоруб Богги оказался без работы и прогуливался по улицам Портленда в Орегоне, когда увидел хрупкую седую женщину, которую, как Богги выразился, «оскорблял» офицер полиции.
Выяснилось, что офицер, остановившись перед домом женщины, указал ей, что корни дерева, росшего на ее участке, взломали цементное покрытие тротуара.
Чувствовалось, что женщина была то ли стеснена в средствах, то ли просто не знала, как приняться за ремонт, потому что она пыталась уговорить офицера не торопить ее, но тот, по словам Богги, «прямо прижимал ее к стенке».
Богги рассказал, что он пару минут прислушивался к этому разговору. Женщина, объяснил он, была «маленькая и милая, такая, знаете, седенькая маленькая женщина, хрупкая и беспомощная, очень вежливая, а офицер был грубияном».
Богги, здоровый лесоруб, которым он тогда был, вступил в спор. Как объяснил, он «прогнал офицера».
Скорее всего, он сказал офицеру, что он, Богги, лично сам займется этим делом, и чтобы офицер перестал приставать к женщине и занимался своими дел? ми. Он сделал ей предупреждение, и этого вполне достаточно. Больше офицеру тут делать нечего. Сегодня днем тротуар будет в порядке. Откуда Богги это мог знать? Да, черт возьми, Богги сам взялся за него.
Он направился в город, зашел в одну из таверн, набитую лесорубами, которые маялись без работы и не знали, к чему приложить руки, раздобыл несколько молотов, ломов, рычагов и топор, после чего вернулся к дому «седенькой доброй женщины».
Лесорубы взялись за эту работу с таким пылом и такой сноровкой, которых в этом городе и не видели. Они разворотили треснувший тротуар, обрубили корни дерева, выровняли почву, залили ее цементом, поставили поребрики, чтобы цемент как следует высох — и не прошло и суток, как у города был новый тротуар, гладкий, прочный и ровный.
«Седая добрая» женщина, конечно, была полна искренней благодарности, но Богги отказался взять хоть цент. Так же поступили и все остальные лесорубы, хотя у них самих в карманах уже гулял ветер. Они даже не позволили ей заплатить за цемент, который раздобыли «там и тут».
Руководил этой командой и распоряжался, конечно, Богги, но, без сомнения, все остальные лесорубы чувствовали то же, что и он.
Все же женщина заставила Богги оставить его имя и адрес.
Выяснилось, что у этой женщины, в свою очередь, на Восточном побережье есть подруга, очень богатая и весьма пожилая женщина. Подруга пришла к выводу, что будет куда лучше, если перед кончиной она избавится от всего имущества, так как считала, что земное богатство и душевное спокойствие несовместимы.
В поисках достойного объекта для облагодетельствования она вспомнила о письме, полученном от своей подруги из Портленда. Она еще раз перечитала его, и, к счастью, там были адрес и имя Кларенса Богги, человека, который столь великодушно отремонтировал тротуар.
И эта женщина незамедлительно одарила Кларенса Богги, вручив ему право на владение участком земли, на котором позже была обнаружена медь.
Все документы были посланы Богги по упоминавшемуся адресу. Но в это время Богги, увы, был в тюрьме. Кто-то решил ознакомиться с содержимым письма, и оно пропало по дороге. Богги узнал о нем только какое-то время спустя. Но к тому времени женщина, сделавшая этот дар, уже умерла, во владение участком вступили ее родственники, а медные копи превратились в одну из самых больших медных шахт в стране, а для Богги, как говорится, не нашлось и места, куда ногу поставить. Он не только не получил документы, но не мог даже засвидетельствовать, что видел их своими глазами.