- Тут можно выиграть, - сказал он, но промазал и нахмурился, так как его почитательница сочла необходимым принять огорченный вид.
- Отыграюсь на втором.
Он снова промахнулся, и Бош, торжествуя, вытер пот с лица и, посмеиваясь, подошел к нему с шарами в руках:
- Раз уж вы смазали черными...
Поглядывая на почту. Малыш Луи одновременно окидывал взглядом и темные деревья на площади, и флаги, развешанные по случаю 14 июня, и заходящее солнце.
Стрелки показывали восемь минут восьмого. Он еще раз дал маху и грубо оттолкнул парнишку, который осмелился над ним потешаться.
- Мой черед! - крикнул Бош.
Но это уже не имело значения. Малыш Луи все понял, услышав шум мотора. Болельщики расступились, чтобы пропустить машину, потом другую, и снова окружили играющих. Шар Боша только что остановился меньше чем в трех сантиметрах от цели.
Теперь Малышу Луи не терпелось что-нибудь сказать или сделать. Он поискал глазами свою поклонницу.
- Ставлю на аперитив, что попаду с первого раза, - промолвил он, бросая на нее ласкающий взгляд.
Слишком взволнованная, чтобы говорить, она кивнула.
- Вы не возьмете больше ни одного очка, господин Беш, - крикнул он, принимая позу стрелка.
- Это еще посмотрим!
- Смотрите!
Звук удара одного железного шара о другой был первым ответом.
- Сколько у вас очков?
- Три.
- Если наберете еще одно, только одно-единственное, я сдам вам партию. Сдам, слышите!
Сейчас он мог это себе позволить. Он был уверен в себе. Шары повиновались, и он даже не прицеливался перед тем, как сделать свои три прыжка.
- Тринадцать... Четырнадцать... Вот и...
- Ну уж этот-то мимо!
- Погодите, еще не остановился... Ну? Что я вам говорил?
Как только был брошен последний шар, люди стали расходиться, словно со стадиона, и каждый становился самим собой, каждый возвращался к собственной жизни.
- Пойду за деньгами, - сказал Бош.
- Не горит. Можно и потом.
- Ну нет! Уж коли проиграл...
Наконец наблюдавшие за игрой женщины вошли в лавку, другие уселись на террасе.
Возле Малыша Луи оставалась только его воздыхательница, чья пышная грудь колыхалась под завязанной узлом цветастой косынкой.
- Ну как? - спросил он.
- Я проиграла вам аперитив.
- Пошли!
Ей все еще не верилось, что это правда: она идет рядом с ним, на террасе с неожиданной галантностью он придвигает ей стул...
- Садитесь! Почтарь не заставит себя долго ждать. - Это было сильнее его. Это и вправду было внутренней потребностью, и он, не удержавшись, добавил:
- Представляю, как у него вытянется рожа!
- Отчего?
К ним подошел официант.
- Газированную с мятным ликером! - заказал Малыш Луи. - А для вас, мадам?
- То же самое. Мне все равно. Так что вы сказали?
- Да ничего. Давно вы живете в Лаванду?
- Нет. Только неделю. И уже скучаю. Мне здесь не нравится.
Она протянула ему портсигар, потом красивую золотую зажигалку, а он не утерпел и, словно взвешивая, задержал ее на секунду в руке.
- Да, сюда ездят семьями, - заметил он, оборачиваясь и указывая на стол, за которым сидел бородач, окруженный четырьмя детьми.
- Здесь полно продавщиц, - сказала она.
Он коснулся ее руки:
- Смотрите!
- На что смотреть?
Почты отсюда не было видно, но она разглядела Боша, который, жестикулируя, направлялся туда в сопровождении полицейского. Значит, он уже сбегал за ним на площадь.
- Что там произошло?
Он бесцеремонно прижал тонкой подошвой башмака ногу своей дамы. Он мог сейчас позволить себе все.
Несколько человек вскочили с мест и бросились в сторону почты, еще не зная точно, что случилось.
- Вы что-нибудь натворили? - прошептала она.
В ответ он только подмигнул.
- Вам не опасно оставаться здесь?
Он оглянулся вокруг и сказал, облизывая губы:
- Ничто не помешает мне здесь остаться, если вы пригласите меня пообедать.
- Вы прекрасно знаете, что я с радостью... Но все-таки, что там произошло?
- Пройдемся немного. Не возражаете?
Они пересекали площадь. Луи сунул руки в карманы, зажал в зубах сигарету.
- Вы что-то натворили, да?
- Да бросьте вы! Все видели, как я играл в шары. Не мог же я одновременно играть с почтарем и очищать его кассу.
- Значит, почту огра...
Еще немного, и она стала бы его журить: "Господи!
Какой вы неосторожный!"
А он наслаждался тишиной, небом, затянутым зеленоватой дымкой, потом остановил взор на красном купальнике, который казался на опустелом пляже последним отблеском солнечного дня.
- Вы у них главарем? - спросила спутница.
- Пока еще нет.
- Это сделали ваши друзья?
- Да, мои дружки... А не лучше ли нам сесть где-нибудь за столик?
- Где бы вы хотели пообедать?
- Если вам удобно, можно у вас в отеле. Или вернемся в кафе.
На площади поднимался шум. Возле почты собрались зеваки, и, когда обед подходил к концу, в Лаванду прибыли полицейские из Йера и заперлись на почте.
Малышу Луи стало явно не по себе. Он ничего не пил, скулы у него покраснели, и пальцы вздрагивали.
- Расскажите же мне, - умоляла его спутница.
А он хорохорился:
- Сперва назовите свое имя.
- Констанс д'Орваль. Вдова.
- Я так и думал.
- Почему?
- Да так. Живете в Париже?
- Нет, в Ницце. Сюда приехала от скуки, обстановку переменить.
- Вы живете в отеле?
- Не понимаю.
- Вы и в Ницце живете в отеле?
- В меблированных комнатах, пока не прибудет мебель, которую я выписала из своего поместья.
- А у вас есть поместье?
- Да, на Луаре. Но одинокой женщине жить там скучно.
Она изнемогала от нежности, любви и покорности.
Она просто таяла. Глаза у нее стали влажными:
- Ну, скажите же мне, что вы натворили.
- Да почти ничего. Одно дельце, которое должно принести мне сотни две кусков.
- Как-как?
- В Лаванду нет банка. А тут как раз четырнадцатое июля. Хозяева ресторанов и торговцы за день огребли монету, а деньги им нужно куда-то сдавать. Вот они и относят на почту.
Все приводило ее в восхищение.
- Поезд отходит в семь тридцать две. Почту закрывают в семь. А к семи все письма, бандероли и деньги уже упакованы в мешки и запечатаны. На почте остается только старый Макань, зимний почтальон, который ждет, чтобы свезти это в своей тарахтелке на вокзал.
- И его убили? - пролепетала она.
- Что вы! Просто кляп в рот, а на руки и ноги веревочку.
- Потому вы и играли тут в шары?
- То-то и оно.
- И это вы придумали такой план?
Он скромно улыбнулся в ответ.
Из казино донеслась музыка. Констанс вздохнула:
- А вы не боитесь, что вас могут заподозрить?
- Ну и что с того?
- А если вас арестуют?
Он сидел все с тем же развязным видом, вертел в руках ее золотую зажигалку и машинально чуть не сунул ее в карман.
- Когда вы встретитесь со своими друзьями?
- Когда дадут знать.
- Как! Разве они еще здесь?
- Да что вы! В эту минуту двое или трое поди уже в Марселе, а остальные дуют в Канн или в Ниццу.
- А что, машины у них тоже краденые?
- Сразу видно, вы читаете отдел происшествий!
- Они такие же.., такие же молодые, как вы?
- Титену... Я хочу сказать, одному из них тридцать пять.
- А вам?
- Двадцать четыре.
- Не женаты?
На столике горела маленькая лампа в форме свечи под крошечным абажуром из розового шелка. Люди на террасе обсуждали происшествие на почте, но Малыш Луи не прислушивался к разговорам.