Часов в одиннадцать он сказал:
- А не пойти ли поспать?
Она вздрогнула и невольно огляделась, чтобы удостовериться, что его никто не слышал.
- Куда? - прошептала она.
- Ну.., к вам в отель...
- Но ведь увидят...
- А вас это пугает? Тогда идите одна. Скажите только, какой номер.
- Семнадцатый.
- Ждите меня через четверть часа.
Он встал и прошелся под деревьями, пока она платила по счету. Затем она прошла мимо, подмигнула ему: подойти близко она не решилась - ей слишком хотелось выказать свою нежность.
На тротуаре возле почты осталось с полдюжины любопытных, не больше. Все окна были освещены, а у входа дежурил полицейский.
Малыш Луи зашел в Центральное кафе и, направляясь к стойке, бросил на ходу:
- Газированную с мятой!
И тут же добавил:
- Да неужто почтарь затеял всю эту возню, чтобы не заплатить мне мои десять франков?
Шутка не имела успеха, и он пожал плечами:
- Вот будет пожива для газет - гангстеры из Лаванду!
Луи с вызывающим видом оглядел стоявших вокруг, прекрасно понимая, что ни один не рискнет даже пошевелиться, щелчком поправил на голове фуражку и бросил на прилавок пять франков.
Несколько минут спустя он не спеша вошел в холл отеля "Провансаль". Администратор, занятый какими-то подсчетами, поднял голову. Швейцар тоже.
Луи остановился, закурил сигарету и бросил:
- Мне к госпоже Орваль, в семнадцатый. Она меня ждет. - Он уже занес ногу на первую ступеньку, но передумал и снова подошел к конторке:
- В восемь утра принесите мне черный кофе с рогаликами.
Глава 2
С видом человека, который собирается поразить собеседника, Баттйсти произнес:
- А ты знаешь, что старый Макань в больнице? Если он загнется, это может подпортить заведенное на тебя дело.
Малыш Луи, в чьих глазах все еще сверкали лукавые искорки, отмахнулся:
- Бросьте трепаться!
Это тянулось, как деревенские праздники, которым нет конца. Утром просыпаешься с тяжелой головой, но, еще не открыв глаза, вспоминаешь, что праздник не кончился, что можно поваляться в постели, пока деревянные лошадки поджидают малышей у выхода из церкви после службы.
Полиция появилась в гостинице как раз в ту минуту, когда Малыш Луи раскуривал первую сигарету и завязывал перед зеркалом галстук.
- Вас просят спуститься вниз.
- Скажите, что сейчас приду. - И крикнул Констанс, все еще лежащей в постели с подносом от завтрака на животе:
- Одевайтесь поживее!
- Опять "вы"!
- Ладно, ладно - одевайся.
Она умоляла его обращаться к ней на "ты", но это было ему невмоготу, и он все время сбивался.
- Ты уверен, что тебя отпустят?
Малыш Луи перешел улицу с домами, окрашенными светлой краской, похожими на базарные игрушки, и оказался лицом к лицу с Баттйсти из оперативной бригады, которого знал еще по Марселю. Баттйсти, ясное дело, захотел наложить на него лапу из-за старого Маканя, но Малыш Луи, попыхивая сигаретой, ухмыльнулся:
- Бросьте трепаться!
- А скажи-ка мне, Луи, где это ты ночуешь целых пять дней, с тех пор как приехал в Лаванду? Ведь ты не зарегистрирован ни в одном отеле.
- А если каждую ночь, как нынешнюю? - посмеивался парень.
И, делая вид, что снова зажигает сигарету, которая и так не потухла, он повертел в руках золотую зажигалку.
Баттйсти, видимо, заметил это, но ничего не сказал.
- Давно ты не видел своих марсельских дружков?
Дай-ка мне бумажник.
Там оказались банковский билет в пятьдесят франков, проездной билет на автобус Йер - Тулон, фотография голой женщины и прядь темных волос.
- И это все, что у тебя осталось?
- Все.
- Что же ты будешь делать?
- Да нашел работенку.
- Со старухой?
- Я ее личный секретарь.
На тротуарчике вертелись несколько человек, надеясь присутствовать при аресте. Они и не предполагали, что там, в комнате, двое мужчин разговаривают весело, почти сердечно.
- Я должен сообщить тебе приятную новость, - сказал наконец полицейский. - До сих пор насчет тебя нет никакого шума... А за что ты привлекался в первый раз?
- Оскорбление полицейского словом и действием.
- А во второй?
- Сцапали во время мордобоя в баре "Модерн" и нашли в кармане пушку.
- Так вот тебе дружеский совет: не попадайся в третий раз. Чует мое сердце, тут уж гладко не обойдется...
Ты слишком зарвался. Слишком бахвалишься.
Малыш Луи вежливо приложил руку к кепке, которой не снимал, и, выйдя, постоял секунду на пороге, чтобы посмотреть на бездельников и посмеяться над ними.
Полчаса спустя Луи уже сидел в автобусе рядом с Констанс. Это он, решив уехать, предложил:
- А не вернуться ли в Ниццу?
Потом спросил, глядя в сторону:
- У вас нет машины?
- Была. Но приходилось держать шофера...
Ладно! Учтем и запишем. Про машину можно будет и после. А пока надо ехать в автобусе вместе с кучей иностранцев, которые пялят глаза в окна и восторгаются по любому поводу.
Было жарко. В воздухе пахло эвкалиптами и пылью.
Укачиваемая машиной, Констанс мечтательно улыбалась, словно видела прекрасные сны, но вдруг пробуждалась, оглядывалась вокруг, как бы желая удостовериться, что Малыш Луи и в самом деле рядом с ней.
Когда они приехали в Ниццу и вышли из автобуса на площади Массена, он пробормотал:
- Надо бы взять такси...
Она возразила:
- Но это же совсем рядом!
Он не настаивал. Мысли его сейчас были заняты совсем другим. Однако, когда пришлось тащиться несколько кварталов с тяжелым чемоданом и дурацкой картонкой для шляп, он невольно подумал, уж не скупа ли она.
Но, не побывав у нее в доме, рано судить. А дом и вправду оказался неподалеку: нужно было пересечь площадь Альберта I, пройти по Французской улице и свернуть направо, на тихую улочку с большими желтыми домами, как две капли воды похожими друг на друга.
- Не забыла ли я ключ в чемодане? - жеманясь, охнула запыхавшаяся Констанс. Она едва поспевала за ним. - Я ужасно беспамятная.
Он ничего не ответил, но поглядел на нее с отвращением. Она этого не заметила. Она была счастлива. Излучала счастье, поглядывая на окна домов по обеим сторонам улицы в надежде, что кто-нибудь увидит, как она идет вместе со своей добычей.
- Вот и пришли. Подожди.
На прикрепленной к дому мраморной доске значилось: "Вилла Карно", и с первого взгляда можно было понять, что здесь сдают меблированные комнаты. Возле входной двери на указателе были обозначены имена по крайней мере тридцати жильцов, и среди них акушерка, врач с русской фамилией, массажистка, учитель пения.
Лестница была тоже мраморная. Констанс поднялась на третий этаж, свернула влево по коридору, облицованному уже искусственным мрамором, и, остановившись у одной из дверей, стала искать ключ.
Дверь из соседней квартиры приоткрылась, и Малыш Луи разглядел растрепанную девушку в накинутом на плечи халатике. Ее темные глаза встретились с ее глазами.
- Кто это? - спросил он, как только они вошли в квартиру.
- Да ну, форменная цыганка... Послушай, Луи!
- Что?
- Ты ведь не станешь бегать за соседками, не правда ли?
Она сказала это шутливо, но он почувствовал в ее голосе ревнивые нотки. Поставив на пол чемодан и картонку со шляпами, он пошел к окну поднять шторы и бросил на ходу:
- Запомните раз и навсегда: я не выношу вопросов насчет того, что я делаю.
- Ты опять сказал "вы"! :
- Ну ладно, пусть будет "ты", если это тебе приятно.
- Злюка!
К черту! Никакого сюсюканья! Никаких слез и слюнявых поцелуев, на которые она не скупилась, тогда как он задыхался, прижатый к ее пышному бюсту. У него есть дела поважнее. Малыш Луи глядел по сторонам, еще не понимая, доволен он или нет.