— Мы не у себя. Я, например, кончил русскую в Дербенте.
— Что? — приостановился Селим. — Кончил русскую… Для того, чтобы сделаться простым пастухом?
— При надобности и беки пастухами бывают…
Вдали послышался говор… Амед понял, что Левченко наткнулся на своих…
— Да, господин, когда нужно, и ты, пожалуй, прикинешься…
И он вдруг замолчал. Селим схватил его за руку…
— Смотри, — с твоей болтовнёй мы чуть не наткнулись в этой темноте на гяуров.
В стороне направо блеснул факел… другой… Амед понял, что их зажгли на башне крепости как сигналы.
— Скорей назад, не то у тебя не останется ни одного барана, да и сам ты лишишься головы.
— Как же ты говорил, — прикинулся Амед удивлённым, — что русские как мыши сидят в норах.
— Я тебе приказываю, — скорее прочь отсюда…
Вдали говор стал яснее… Не успел Селим прислушаться к нему, как его схватили сильные руки, и в одно мгновение ни кинжала, ни шашки на нём не было… Селим вспомнил было о пистолетах, но татарин оказался на страже, и рука Селима попала в его руки как в железные клещи… Амед наклонился и взял у Селима пистолеты.
— Послушай, гордый салтинец… Я мог бы сейчас перерезать тебе горло, да мне жаль твоей молодости. Я тоже молод, моложе тебя ещё, — а умереть мы всегда успеем… Притом, когда ты пел свою песню, мне казалось, что у тебя дома есть невеста… Я не хочу, чтобы она плакала о тебе. Возвращайся назад. Я не отниму даже и коня у тебя. Возвращайся назад и скажи князю Хатхуа, что он обманут его кровным врагом, сыном Курбана-Аги — Амедом… Постой, ещё не всё… Скажи — тем же самым Амедом, который, желая помочь своим друзьям русским, прорвался через ваши скопища и украл коня у князя Хатхуа… Я бы, пожалуй, ему вернул, да тот утонул у меня в Самуре. И ещё ему передай, чтобы он не встречался со мною. А если встретится, то… Впрочем, нет… Раз я уже пощадил его жизнь… Вот всё… Теперь — спеши скорее к своим и знай, что не всегда бывает пастухом тот, кто таким кажется!..
Он ударил изо всей силы нагайкою коня Селима, тот взвился и кинулся прочь от наших…
Ещё два факела на стенах крепости запылали багровым светом, далеко виднеясь в густом мраке, окружавшем всё.
Амед, Мехтулин и Левченко весело погнали баранов…
Утром в Самурском укреплении был настоящий праздник. Стадо оказалось в сто шестьдесят голов. Гарнизон с этим мог продержаться ещё недели две. На кухнях запылали огни… Солдаты весело толпились кругом и шутили. Уныния как не бывало. Нина радостно смотрела на Амеда, слушая рассказ о его похождениях.
— Какой вы смелый!.. Какой вы хороший! Я в Петербурге о таких как вы читала только в романах…
И он доверчиво и счастливо смотрел в её сияющие очи… И вдруг у него вырвалось:
— Зачем у нас не одна вера?..
Нина вспыхнула…
— Почему это вам пришло в голову?
— Потому что вы всегда будете на меня смотреть как на чужого…
— Неправда! — горячо заговорила Нина. — Вы никогда-никогда — ни мне, ни моему отцу не будете чужим. Напротив, напротив… Вы же сами говорили, Амед, что Бог один.
Но елисуец потупился и отошёл прочь.
В тот же вечер — у Брызгалова он опять подошёл к Нине.
— По-нашему ага, бек — то же, что по вашему дворянин. Правда это?
— Не знаю… А вам зачем, Амед?
— Так… Я хочу знать это.
Обратились к Степану Фёдоровичу, — тот подтвердил.
— Значит, я равен им всем, — показал он на Кнауса и Незамай-Козла.
— Ещё бы, понятно, равны!.. — даже обиделась за него Нина.
— Как бы мне хотелось узнать что-нибудь о вашем Боге! — мечтательно заговорил Амед, не отводя сияющих глаз от смущённого лица девушки… — Как бы я хотел знать о нём всё, что знаете вы… Нам говорили в медресе, будто ваш Исса [1] был тоже великий пророк, но он учил всему так строго, что людям было невозможно жить, как он хотел. Потому Аллах, который любит нас, послал к нам ещё более великого пророка Магомета. Учение его по силам людям… Оно не так сурово как учение Иссы… Трудно идти за Иссою и легко за Магометом…
Радостное чувство охватило Нину.
— Знаете что, Амед? Хотите узнать всё про этого Иссу, как вы зовёте Его? Хотите, я с завтрашнего дня стану рассказывать вам о нём?.. Я знаю, вы Его полюбите, как мы все Его любим… А потом…
И она не кончила своей мысли, только стала удивительно ласкова со всеми и, встречаясь глазами с Амедом, улыбалась ему так светло, что молодому горцу приходило в голову: если Исса смотрит теперь её глазами, то он, Амед, готов полюбить Его так же, как любит её…
— Амед, идите сюда! — звали его офицеры. — Мы вашего ягнёнка начинаем… Вы вина не пьёте, а всё-таки мы чокнемся с вами. За ваше здоровье! Без вас мы бы все поумирали с голоду.