– Может быть, через боковую дверь, – сказала я, меняя направление.
Я не хотела видеть лица гостей. Было тяжело осознавать, что все они безвозвратно обречены.
Глава 7
На следующее утро я проснулась словно в густом тумане. Мне удалось спуститься вниз в кухню на ранний завтрак, но я напрочь не помнила, как одевалась и расчесывалась, как зашнуровывала ботинки или крепила шпильками чепец к волосам.
И вот я сижу в холодном предрассветном мраке, пытаясь согреться скудным теплом печей. В кухне пахло странно… пусто. Обычно, когда я завтракала, меня окружали дразнящие ароматы свежих булочек и запеченного мяса, которое готовилось на ужин. Иногда Чиджиоке приносил из коптильни поднос со свиными желудками, пахнущими мускусом и дубовым дымом. Сегодня ничем таким не пахло – я не ощущала даже аромата бергамота от утреннего чая миссис Хайлам, чашечка которого обычно ждала меня, исходя паром.
Сегодня в кухне ничем таким не пахло. Комната была лишена не только ароматов – она была бесцветной. Туман в моей голове и в сердце сгущался; стены, столы и пол казались мертвыми и серыми. Я ждала в одиночестве, раздумывая, неужели Чиджиоке и Поппи встали раньше меня. Теперь у нас были гости – люди, которым нужно прислуживать. А значит, у всех стало больше работы.
Я ждала, что миссис Хайлам принесет мне еду. Она почти всегда появлялась сразу же, но сегодня… Это было очень странно. Куда все подевались? Что их так задержало?
Наконец я услышала знакомые быстрые шаги, и миссис Хайлам подошла к лестнице. Бесстрастное лицо, волосы, как всегда, аккуратно собраны в узел. Даже не взглянув на меня, она с грохотом поставила на стол огромный поднос. Он был полон мяса. Это был целый окорок, еще даже не тронутый. Я плохо разбираюсь в мясе, но даже мне было понятно, что это не свинина и не козлятина. И не баранина. Тогда что?
– Овсянки было бы достаточно, – сказала я, но она уже ушла, торопясь отнести в вестибюль чайный сервиз.
Мясо передо мной было единственным, что издавало запах – резкий и неприятный. Он напомнил мне запах серых скользких червей. В окороке торчал огромный нож, настоящий тесак, воткнутый довольно глубоко, до самой кости. Я взяла со стола вилку – она казалась игрушечной и совершенно не подходящей для того, чтобы справиться с таким чудовищным куском мяса.
В животе заурчало. Что-то заставило меня приступить к еде, хотя от мысли, что надо проглотить хотя бы немного, все внутри сжалось. Я отрезала кусок от этой огромной ноги. Мясо оказалось мягким, вялым, словно сырым. Я содрогнулась, а когда положила кусочек в рот, почувствовала, что по щеке катится слеза. Что со мной происходит? Я прожевала мясо. Вкус оказался отвратительным, как будто оно протухло. Я отрезала еще кусок и вдруг ощутила резкую боль в бедре.
Прожеванный кусок застрял в горле, а у меня не было даже чаю, чтобы проглотить эту гадость. По лицу градом катились слезы. Я попыталась съесть еще хоть кусочек, но поняла, что больше не могу. Слишком больно, слишком тошнотворно.
Рыдая, я оглянулась по сторонам в поисках помощи, и вдруг застыла, заметив, что стены исчезли. Где я? Что это? Стены превратились в деревья. Корявые и черные, они как-то ненадежно покачивались, словно среди ветвей двигались десятки странных фигур. И со всех сторон за мной наблюдали чьи-то светящиеся глаза.
Боль в ноге стала невыносимой. Я оттолкнулась от стола и попыталась встать, решив, что лучше убежать. И рухнула на пол. Опустив взгляд, я увидела, что у меня нет правой ноги от самого колена. Ее не было. Это была…
Мясо, которое я заставила себя проглотить, тотчас вернулось назад. Плача и барахтаясь на полу, я захлебывалась рвотой. Та нога на блюде была ненормальной. Слишком знакомой, слишком гладкой… Моей собственной. Я ела собственную плоть! А теперь я задыхалась, умирала и беспомощно ползла по полу.