Знал ли я истинный холод прежде? Видел ли лица настоящих темных магов? Нет, то, что я наблюдал сейчас, все изменило. Я оказался рядом с существом вне времени, вне понимания и возможности его постичь; существом без начала и конца.
Он был их царем, а это был его двор. Мой король. Мой Отец. Все глаза сразу повернулись ко мне, черные, блестящие, как жуки. Все они улыбались, хотя я не хотел знать почему. Я вдруг почувствовал себя добычей и знал, что в следующее мгновение меня может ждать смерть: это были вовсе не доброжелательные, приветливые улыбки, а признаки ненасытного голода.
Отец направился ко мне, и песня стала мягче, как монотонный напев, в котором слышался пронзительный потусторонний шепот, едва поспевающий за ритмом.
Слова расцвели смыслом, когда лесной король подошел ближе. Он был выше остальных, с резким угловатым лицом, напоминающим эскиз, выполненный чьей-то дрожащей рукой. Нос ястреба, львиный подбородок, щеки Сфинкса, волосы ворона. В его глазах глубочайшего черного цвета плясали кроваво-красные сполохи. С его плеч мантией струилась одежда из мха, лиан и перьев.
Он протянул ко мне острые скрюченные пальцы, и я понял: то, что я держу в руках, что я бережно прижимаю к груди, скоро будет принадлежать ему. Шепот! Шепот вгрызался в мой мозг, и я становился слабым и рассеянным.
Зачем я пришел сюда? Нимфы пообещали мне убежище. Это не должно было стать моим концом…
Всеотец Деревьев, Всеотец Деревьев, Всеотец Деревьев…
Теперь я не слышал ничего, кроме шепота, – даже собственных мыслей. Я не знал, возникнет ли у меня еще хоть одна мысль, выживи я в этом лесу.
«Ты проделал такой долгий путь, чтобы принести мне это… – в его голосе слышался скрип и треск ветвей в грозу, шелест ветра в листве, журчание воды меж камней, – чтобы принести мне ее».
Разве это для тебя? Не совершил ли я ошибки? Может, это не было сделано ни для кого? И ее никто не должен был найти?
Затем его пальцы коснулись книги, прижатой к моей груди, и силы покинули мое тело. Сотни пожирающих черных глаз лишили меня силы, их монотонный напев почти убаюкал меня. Он отнял у меня книгу. Он отнял – и я потерпел поражение.
«А теперь спи, Бенну, ты познал голод, усталость и страх. Спи спокойно среди ветвей. Со мной все твои тайны будут в полной безопасности».
Глава 1
Север Англии. Весна 1810
Впрошлом мне уже приходилось смотреть в дуло пистолета, но я искренне надеялась, что этот раз станет последним.
С другой стороны, хоть какое-то разнообразие в моей скучной жизни. Я уже знала, что монотонное выполнение даже самых странных и необычных обязанностей может наскучить. Сначала мне было в новинку убирать комнату после того, как Поппи и миссис Хайлам своими магическими способностями уничтожали гостей дома, и это было даже интересно. Но мне быстро надоело таскать ведра окровавленных кусков плоти, соскребать пятна крови с деревянных половиц и отчищать птичий помет с ковров мистера Морнингсайда. Жизнь даже в таком доме, где правят силы тьмы, может быть довольно нудной. Я начала терять счет гнусным, мерзким гостям, к чьей кончине приложила руку. Мне по-прежнему было не по себе, когда я задумывалась о том, что входит в мои обязанности служанки в Холодном Чертополохе.
– Ох, Луиза, ты, в конце концов, сосредоточишься или нет? – поморщился Чиджиоке, глядя на меня поверх резного курка пистолета. От усталости у него подергивался глаз и чуть дрожала рука, но он продолжал целиться мне в лицо. Солнечный луч с трудом пробивался сквозь мутные, грязные окна библиотеки; в этом луче лениво плясали светлые пылинки, напоминая странных полуденных светлячков.
– Только пообещай мне, что он не заряжен, – ворчливо заметила я.
Он закатил глаза и фыркнул.
– В пятый раз повторяю: он не заряжен. А теперь сосредоточься, Луиза. Или в прошлый раз лишь счастливая случайность спасла тебе жизнь?
Я пыталась сосредоточиться, но его вопросы только отвлекали меня. По правде говоря, в тот день, когда дядя Ли решил лишить меня жизни, меня спасли сразу несколько факторов. С одной стороны, Мэри накрыла меня щитом, пользуясь своей особой магией, а с другой – Поппи применила свою, чтобы пронзить голову Джорджа Бремертона, вскрыть ее, как нагноившийся фурункул. Я содрогнулась при воспоминании об этом: меня до сих пор часто мучили кошмары, и в глубине души я знала, что они вряд ли когда-нибудь оставят меня в покое.