Правила приличия не позволяли, чтобы Франсуа по-прежнему спал в одной комнате с кормилицей, а Жозеф – со своей сестрой; такая теснота допускалась только в деревнях или в совсем бедных домах, и все знали, какие бывали последствия. Для семейства де л'Эстуаль такое было немыслимо.
Появление юного Феррандо еще больше осложнило ситуацию. С одной стороны, не вполне благопристойно размещать под одной крышей молодых людей, которые еще даже не обручились, но, с другой, будь дом побольше, стоило бы все же поселить жениха в какую-нибудь достаточно удаленную комнату: это позволило бы получше узнать его.
Ибо Феррандо уже объявил, что не вернется в Милан вместе с войсками Джан Галеаццо Сфорцы.
Сверх того, вокруг клана де л'Эстуалей – ибо это был самый настоящий клан – завывали неблагоприятные ветры. После суда по обвинению в колдовстве распря короля и принцев окончательно убедила Жанну, что в Париже стало душно. Как любая крепость, столица легко могла преобразиться в тюрьму. Во время битвы за Париж тревога сочилась из всех щелей, Жанна до сих пор с трепетом вспоминала об этом.
И вновь со всей очевидностью встал вопрос: куда ехать? На юг, конечно, но куда именно? Жак в свое время ответил: в Лион или в Марсель. Появление Феррандо в очередной раз спутало карты.
Вечером следующего дня итальянец пришел без лютни, более серьезный, чем накануне. Он попросил у Жака разрешения вручить Анжеле подарок. Когда Жак согласился, он вынул из кармана шелковый кошель и протянул девушке.
Там лежало кольцо с рубином.
Анжела подняла глаза и улыбнулась.
– Е 'па gocce del mio sangue, – сказал Феррандо.
Капля его крови, перевел Жак.
Отныне они были обручены.
Жак поднялся со своего места и поднял бокал за здоровье будущих супругов. Все последовали его примеру. Никто не мог выговорить ни слова. Жак разрешил обрученным поцеловаться.
Никто и представить себе не мог, что Анжела когда-либо поцелует мужчину. Казалось, ее имя подходит ей больше, чем следовало бы. Но она ответила на поцелуй Феррандо так, что привела в смущение присутствующих. И сжала его в объятиях столь страстно, что все изумились.
Жак и Жанна между собой решили, что надо дать возможность жениху с невестой познакомиться поближе, и Жак предложил Феррандо прогуляться вместе с Анжелой по Парижу.
У семейства Сассоферрато был в Милане дом. "Большой дом", как уточнил Феррандо. Весной именно там состоится свадьба. Семейство де л'Эстуаль получило приглашение в Милан. Феррандо вернется домой на несколько недель раньше, чтобы предупредить родителей и подготовить празднество, а затем вновь приедет за невестой в Париж.
Но прежде нужно было исправить положение с жильем. Инициативу проявил Феррандо: он снял на улице Бьевр старинный особняк, который принадлежал некоему торговцу из Санса. В четырехэтажном особняке Дюмонслен было двенадцать комнат. Жак взял на себя обустройство и меблировку. А в доме Жанны на улице Бюшри разместился Гийоме с молодой супругой.
Как говорили, в этом доме жил поэт Данте Алигьери. Феррандо продекламировал отрывок из "Божественной комедии":
Жак улыбался, остальные просто слушали. Феррандо учил французский язык, Анжела – итальянский, и оба изучали друг друга.
Феррандо нанял одного слугу, Жак – второго. Комната, где все собирались за столом, была украшена таким большим ковром, каких Жанна никогда не видела: его привезли из Константинополя.
Наступил тридцатый в жизни Жанны Рождественский пост. Она посмотрелась в первое зеркало, которое появилось у нее после того, что подарил ей Жак в Аржантане. И увидела в нем совсем другую женщину, не похожую на ту, что пятнадцать лет назад впервые узнала, как она выглядит. Еле заметные гусиные лапки вокруг глаз. Чуть припухлая кожа в углах губ.
Ее весна миновала.
Клан де л'Эстуалей, собравшийся наконец в одних стенах и получивший в дар миланца, отпраздновал Рождество и новый 1465 год с большой помпой.
Впервые в жизни Жанна присутствовала на маленьком домашнем концерте: Феррандо пригласил двух музыкантов; сам он играл на лютне, двое других – на флейте и скрипке. Они пели, иногда поочередно, иногда хором. Жанна открыла, что услаждение глаз и слуха делает существование слаще. И вновь подумала о поэзии – впервые с тех пор, как изгнала из своей жизни поэта.
Сообразно приличиям, Анжеле отвели спальню в одном крыле дома, Феррандо – в другом. Это им ничуть не помешало, и однажды утром Анжела доверительно сказала Жанне:
– Я не знала, что у мужчин может быть такое красивое тело.
Жанна рассмеялась и почувствовала облегчение. Она боялась, что в свои двадцать три года Анжела будет холодна как лед в супружеской постели. Теперь она стала опасаться, что беременность может наступить задолго до свадьбы.
Большой Ковер расцветал золотом, лазурью и пурпуром.
Весной Жанна и Жак съездили посмотреть на свои фермы и суконную мануфактуру в Лионе. Затем все, включая госпожу Контривель, отправились в Милан.
Месяц празднеств, музыки, танцев – о подобном Жанна и мечтать не могла. Она танцевала! Под звуки скрипок!
Феррандо заказал придворному художнику портрет Анжелы.
Жанна заказала портрет Жака. А. Жак – Жанны.
Потом пришлось возвращаться и вновь столкнуться с так и не решенным вопросом: где же будет их дом? В Лионе или в Марселе?
Тем временем коллеги Жака убедили его поехать в Каир, в Египет, и закупить там восточные диковинки, от которых Европа начинала сходить с ума: ковры, перья экзотических птиц и сами эти птицы, обезьяны, ювелирные изделия, статуэтки из слоновой кости, жемчуг, кораллы и бог знает что еще…
Он вернулся на корабле, нагруженном необычным роскошным товаром, который у него готовы были расхватать прямо в марсельском порту. Отбившись с большим трудом, он обменял эти товары на сукно, заработав в восемь раз больше, чем заплатил.
В сентябре он вновь ушел в плавание. И очень долго не возвращался.
Собственно, он так и не вернулся. Через два месяца венецианские торговцы сообщили Феррандо, что его корабль был захвачен алжирскими корсарами.
– Лучшей новостью, на которую вы можете надеяться будет требование о выкупе, – сказали они.
Жанна стала ждать. Требование так и не поступило. Надежда трепетала в ее груди, как орифламма на поле битвы. Дождь, обстрелы и время истрепали ее. Остался лишь лоскут – слишком маленький, чтобы величественно развеваться на ветру.
Прошло несколько месяцев. Потом еще несколько. Весной 1466 года расцвели зеленые изгороди и луга. Никаких вестей.
Итак, все на свете – лишь ловушки и козни.
Жак давно стал неизменной звездой в жизни Жанны. Остальное – не больше, чем кометы. Небо было теперь черным шатром, грозившим рухнуть на опустевшую землю.
Часть вторая
Голоса ночи
17 Черная смерть
Известие о захвате корабля застало Жанну в особняке Дюмонслен. В тот день в камине пылал большой огонь, но ее била дрожь. Шли месяцы, ей все тяжелее было оставаться там, где они когда-то жили с Жаком. Все стало невыносимым. Этот особняк. Улица Бюшри. Ла-Дульсад. Вечная зима сковала мир. Она не знала, куда уехать. Если бы не Франсуа и Деодат, она бы все бросила. Но куда же отправиться?
Впрочем, супружеская верность, напротив, требовала свято оберегать те места, где она делила счастье с Жаком. Стало быть, ей оставалось только плакать.
Конечно, Франсуа, Анжела, Жозеф, Феррандо и кормилица старались отвлекать ее от печальных мыслей. Госпожа Контривель тоже. Они сторицей воздали ей за доброту, с которой она относилась к ним в счастливые дни.
– Не знаю, что хуже, – вздыхала госпожа Контривель, – горевать по счастливым дням или вовсе не иметь их никогда.
37
Замкнулось вновь блаженное зерцало / В безмолвной думе, а моя жила / Во мне и горечь сладостью смягчала; / И женщина, что ввысь меня вела, / Сказала: "Думай о другом…" ("Рай", XVIII, перевод М. Лозинского).