– Не надо так горячиться, мой юный друг. Если, конечно, вы хотите остаться хозяином этой мастерской. Меня зовут Эмар де Фалуа. Вам от этого легче?
– Я вам не друг. Ваши манеры мне не нравятся. Что вам нужно?
Незнакомец взглянул на него иронически. Потом неторопливо приблизился к ящику, стоящему на наборном столе, зачерпнул пригоршню литер, внимательно изучил их и пренебрежительно швырнул обратно. Франсуа крепко схватил его за запястье:
– Убирайтесь!
Арминий и Кокельман подошли, чтобы помочь хозяину Двое подмастерьев прервали работу, готовые в любую минуту вмешаться. Два или три раза в мастерскую врывались душевнобольные люди, которых выпроваживали силой.
– Князь-архиепископ Александр Люксембургский готов отозвать свое разрешение на печатню, – сказал Фалуа.
Франсуа не ослабил хватку.
– И это зависит от вас, не так ли?
– Конечно, барон, – ответил незнакомец, быстро вырвав руку. – Если я захочу, завтра эта мастерская будет опечатана приставами, оборудование конфисковано, а ваши работники брошены в тюрьму.
– Что вам нужно?
– Мне нужна эта мастерская. И вы. И ваши мастера.
Лицо Франсуа побагровело.
– Что ж, пусть так! – вскричал он, опьянев от гнева. – Мастерскую закроют, но вы ее не получите.
Франсуа сразу инстинктивно угадал в непрошеном госте одного из тех заклятых врагов, с какими не раз имела дело мать. Жанна рассказывала ему о них и добавляла: "Никакой жалости!" Он вновь схватил за руки Фалуа, а двое подбежавших мастеров помогли скрутить незваного гостя.
– Вы неосторожны, Франсуа де л'Эстуаль.
– Не больше, чем вы, мерзавец! – сказал Франсуа, задыхаясь. – Свяжите этого человека!
Фалуа стал отбиваться. Арминий ударил его в челюсть кулаком, задубевшим от работы с поворотной штангой. Кокельман стянул ему веревкой запястья.
– Как только почту доставят в Париж, ваша мать окажется в тюрьме, – сказал Фалуа.
– Вовсе нет, – парировал Франсуа.
Он подошел к столу, схватил листок бумаги, перо с чернилами и начал писать, одновременно читая вслух:
– "Ваше высокопреосвященство, я вполне удовлетворен визитом в "Мастерскую Труа-Кле". Однако дело займет больше времени, чем я рассчитывал. Через неделю я представлю вам полный отчет".
Он поставил подпись и, сорвав с пальца Фалуа кольцо, воспользовался им как печаткой, вдавив его в расплавленный воск.
Глаза пленника сверкнули от ярости.
Франсуа протянул послание своему подручному и приказал доставить в резиденцию архиепископа.
– Подождите! – воскликнул Фалуа.
– Что?
– Вы совершаете серьезную ошибку. Наживете кучу врагов. Погубите себя.
Нетерпеливым жестом Франсуа приказал исполнять распоряжение.
– Вы рассчитываете продержать меня здесь неделю? – недоверчиво спросил Фалуа.
– Или дольше.
– Безумец! Обо мне станут беспокоиться.
– Где?
– В Сорбонне. Франсуа кивнул:
– Значит, вас послал университет?
– Это оборудование было украдено у него в Париже. Вы пользуетесь им незаконно. Вы вор. Как и все ваши сообщники. И ваша колдунья мать.
Франсуа с трудом подавил желание отхлестать наглеца по щекам.
– За эти принадлежности заплачено владельцу, к тому же их оказалось недостаточно. В Париже побывала лишь четверть всего оборудования моей печатни.
– Давайте договоримся.
– Нет.
По милосердию Божьему Феррандо был в Страсбурге.
– Стерегите как следует этого человека, – сказал Франсуа Арминию и Кокельману. – Я вернусь через час. Он предложит вам денег за свое освобождение. Это вас погубит.
– Он будет здесь, когда вы вернетесь, мэтр, – заверил его Арминий.
Франсуа во весь дух помчался по улицам. На рыночном постоялом дворе он обнаружил улыбающегося Феррандо в компании суконщиков. Тот встревожился, увидев его взволнованное лицо. Франсуа обрисовал ситуацию.
– Нужно послать верхового гонца к твоему дяде! Пусть гонец вернется с приказом Александру Люксембургскому не посягать на независимость печатни!
Помрачневший Феррандо попросил у хозяина постоялого двора письменные принадлежности и послал за верховым гонцом. Все было сделано меньше чем за час.
– Гонец приедет в Рим через четыре дня, – сказал Феррандо. – Если будет на то милость Божья, столько же времени займет и обратный путь.
– Я буду ночевать в мастерской, пока он не вернется, – заявил Франсуа.
Когда он пришел назад в печатню, Эмар де Фалуа был привязан к стулу, ибо Арминий и Кокельман хотели продолжать работать.
– Вы будете спать на стуле, – предупредил Франсуа, – а я, ваш страж, заночую здесь. Оставьте надежду на побег. Такое высокомерие заслуживает надлежащей кары. Через неделю вы будете конченым человеком. А ваши хозяева проиграют дело.
Охрана Фалуа осложнялась тем, что пленника нельзя было терять из виду. Двое сопровождали его, когда он ходил справлять нужду, и присматривали за ним, когда развязывали ему руки, чтобы он мог поесть.
На второй день Фалуа добился разрешения спать лежа; на пол кинули одеяло, и он растянулся на нем, насколько позволяли связанные руки.
– Давайте договоримся, – вновь предложил он Франсуа.
– Я не договариваюсь с волками. Вы ведете себя и угрожаете, как разбойник. Ваши обвинения лживы. Вы будете наказаны по заслугам.
Теперь он понял наставления матери. Неужели она прошла через такие же испытания?
На девятый день пленник имел жалкий вид: помятый, с разбойничьей бородой, поскольку Франсуа не разрешил ему пользоваться услугами цирюльника.
– Кого вы ждете? – спросил он Франсуа.
– Ваших судей.
Фалуа скривился:
– Это вас будут судить, и вы заплатите за мое заключение сторицей.
Но когда явился Петер Шёффер, срочно вызванный Феррандо, он заметно струхнул.
– Кто вы такой?
Шёффер не ответил.
Затем пришел Феррандо и окинул пленника презрительным взглядом.
Фалуа догадался, что ожидают еще кого-то. Примерно через час в мастерской началась суматоха: встречали князя-архиепископа, прибывшего в сопровождении своего асессора, секретаря и двух лучников.
– Ваше преосвященство! – закричал Фалуа. – Посмотрите, как эти люди обходятся с посланцем Сорбонны!
Александр Люксембургский приказал развязать пленника. Фалуа торжествовал. Медленно поднявшись на ноги, он злобно уставился на Франсуа.
Александр Люксембургский дал ему пощечину.
– Вы солгали мне! – вскричал он гневно.
– Ваше преосвященство… – пробормотал ошеломленный Фалуа.
– Молчите! Изначальное оборудование этой печатни было куплено у законного владельца, присутствующего здесь Петера Шёффера. Остальное создали нынешние владельцы, в частности мэтр Франсуа де л'Эстуаль, ваш законный тюремщик. Я проверил все это по документам, заверенным нотариусом. Сорбонна, на которую вы ссылаетесь, не заплатила ни одного денье. Вы едва не принудили меня совершить подлость, прибегнув к лжесвидетельству. Тюрьма – слишком мягкое наказание для вас. Я напишу об этом вашим поручителям. Стража, возьмите этого человека и отведите в тюрьму! Позднее я приму решение о его участи.
– Папа, ваше преосвященство… – начал Фалуа, которого уже окружили лучники.
Князь-архиепископ повернулся к нему и вытащил из кармана свиток с печатью:
– Его святейшество Павел Второй вновь подтверждает свое покровительство "Мастерской Труа-Кле".
Стражники увели Фалуа. Какое-то время все участники этой сцены молчали, не в силах справиться с волнением. Александр Люксембургский отвел Франсуа в сторону.
– Прощаю вам то, что вы взяли этого злоумышленника в заложники и подделали его подпись. Об этом не будет упомянуто. Мэтр Франсуа, вы действовали изобретательно и решительно. Это хорошо. Но лучше было бы вам заключить союз с такой семьей, которая сумеет оградить вас от неприятностей. Я подумаю об этом.
Затем он ушел. Франсуа решил повести всех ужинать, чтобы укрепить нервы, подвергшиеся тяжкому испытанию.
Жанна в Анжере ничего не знала обо всех этих перипетиях. Получив письмо сына с рассказом о них, она так разволновалась, что Жозеф за нее испугался. По ее мнению, лазутчики Сорбонны смогли, пусть частично, восстановить обстоятельства вывоза оборудования из Парижа. Это означало, что кто-то развязал язык. Возможно, они знали гораздо больше, чем сказал Фалуа. Возможно, они подвергли пытке Сибуле. Возможно…