Выбрать главу

ФЕЛИСИЯ ДЕСТАР,

верная служанка

господа и людей,

живет отныне

в вечном воскресном дне.

Смерть кормилицы погрузила Жанну в бесконечные раздумья.

Когда Жозеф вернулся из Тура, она спросила его:

– Куда мы уходим?

Он какое-то время смотрел на нее, и глаза его искрились.

– На кладбище, конечно.

– Жозеф! С самого начала жизни мы встаем по утрам, работаем, ложимся в постель, испытывая порой волнение и соединяясь срединными частями тела, получаем наслаждение, копим богатства, производим на свет детей – и все это предназначено для червей?

Он развернул на солнце штуку тонкого шелка, которая волшебным образом переливалась всеми цветами радуги. Об увидела ее, подбежала и хотела схватить. Отец накрыл ей голову легкой тканью, и она помчалась по аллее, словно бабочка, желая похвастаться кормилице.

– А что делают черви? – спросил он. – Возможно, такой же красивый шелк, как и этот. Возможно, мы служим материалом для шелков Господних.

– Но здесь, на земле? – настаивала она.

– Разве челнок на ткацком станке спрашивает: куда я иду? Бежит направо, потом налево, все это не имеет смысла.

Жанна подумала о ковре, который до сих пор служил ей образом, в котором воплощалось ее существование.

– И все же, – вновь заговорил Жозеф, – завершив свой путь, челнок соткал прекрасную штуку шелка. Или сукна.

– А ты заработал чуть больше денег. Но деньги, они-то зачем?

– Это как климат, – ответил Жозеф с улыбкой.

– Климат?

– Самое прекрасное из времен года. Спасение от холода. И еще спасение потомства. Деньги – это лето. Я ответил на твой вопрос?

Она вздохнула:

– А другого ответа нет?

– Быть может, есть, – сказал он, взяв на руки Об, которая вернулась к нему. – Ведь мы всегда видим только частицу того, что нас окружает. Платон говорит, что мы все живем в пещере, перед которой проходят разные люди, но мы видим лишь тени на стене. Я буду более скромен и сравню нас с мышами, высунувшими нос из норы: они видят только дощатый пол, ноги и кошек.

Она засмеялась.

– У нас всегда лишь один пункт обзора, – добавил Жозеф.

– Напиши для меня книгу. Мы попросим Франсуа ее напечатать.

Двадцать седьмого мая 1472 года небо Людовика XI прояснилось: его младший брат Карл, чье ничтожество можно было сравнить только с его честолюбием, скончался от загадочной болезни. Известно, что принцы, созданные из небесной субстанции, никогда не болеют, и настоятель аббатства Сен-Жан-д'Анжели распространил слух, что Карл был отравлен своим братом, – это стоило ему аббатства. Тем временем Людовик поспешил вновь прибрать к рукам провинцию, которая было ускользнула от него, – Гиень. В том же году Людовик убедился, что имя Жанна приносит счастье династии Валуа: Карл Смелый имел неосторожность осадить Бове, но с позором отступил, поскольку жителей города настроила на воинственный лад некая Жанна Лене, получившая впоследствии прозвище Жанна Кирка. На прощание Бургундец выжег все окрестные деревни.

В мае следующего года по королевству и провинциям прошел тревожный слух: Людовик тоже нездоров. Он страдал невидимостью – страшная болезнь для публичной фигуры. Причиной его добровольного затворничества стало воспаление мозга, иными словами – менингит. Враги короля торжествовали: наследнику престола исполнилось всего три года, а регентскую власть по распоряжению Людовика должна была получить женщина – его дочь Анна.

Они просчитались: король выздоровел и вновь появился на людях. А его враг Жан Арманьяк, один из лигеров, союзников Карла Смелого, неожиданно скончался.

В 1474 году еще один лигер, Иоанн Алансонский, умер в тюрьме. Карл Смелый вынашивал планы захватить Париж. Естественно, он надеялся на помощь англичан. Эдуард IV действительно приехал, но не застал Бургундца: тот был занят подавлением мятежа в Нойсе на Рейне, где его любили ничуть не больше, чем в Париже. Людовик воспользовался этим, чтобы подписать со своим врагом перемирие на семь лет – оно должно было длиться десять, но английский парламент начал торговаться. Для Карла Смелого это было великим несчастьем.

Итак, Людовик XI начинал укреплять свои позиции. Но в том же 1474 году король Рене написал завещание, согласно которому Лотарингия отходила его внуку Рене II де Водмону, а Прованс и Анжу – племяннику Карлу, графу Мэнскому. Ни за что, тут же парировал Людовик: Анжу наследовался только по мужской линии, а графа Мэнского, своего двоюродного брата, король на дух не выносил. Парламент указал на эти обстоятельства Рене Анжуйскому, посчитав его завещание изменническим и направленным против блага королевства. По правде говоря, Людовик с нетерпением ждал, когда его дядя отправится слушать концерты в раю, чтобы прибрать эти провинции. По смерти Рене Анжуйского его владения отойдут к французской короне, и баста.

Все эти интересные события прямо затрагивали Жанну и Жозефа, поскольку могли осложнить или, наоборот, облегчить торговлю сукном и шелком. Действительно, где правил король, можно было спокойно заниматься коммерцией, где заправляли его противники, это было невозможно. Так, когда Людовик вернул себе Нормандию, в Кане возникла ярмарка. Ибо король благоволил торговле: он учредил также ярмарку в Сен-Жермен-де-Пре и возродил ярмарку в Ленди, рядом с Сен-Дени. Заключенное с Англией перемирие позволило возобновить торговлю с этой страной, которая тут же проявила жадный интерес к французским шелкам в целом и газовым тканям Жозефа де л'Эстуаля в частности. Впрочем, опасения оставались: все помнили, как в 1471 году, в ходе войны Алой и Белой розы, еще до перемирия, подписанного королями Франции и Англии, Эдуард IV при поддержке Карла Смелого сокрушил своего врага Генриха VI Ланкастерского, союзника Франции, и выставил за дверь всех французских торговцев.

Итак, за исключением феодалов, всем было выгодно, чтобы король Франции восторжествовал над своими противниками. Королевство страдало от раздоров, и свидетельством тому могло служить короткое стихотворение Жана Мешино, придворного поэта герцога Бретонского:

– Сир!

– Чего тебе?

– Выслушайте!

– Что?

– Мнение мое.

– Ну, говори…

– Ведь я…

– Кто?

– Бедная страна твоя…

– А я король и правлю не шутя.

– О, да!

– Ты мне должна…

– Должна?..

– Повиноваться!

– А вы должны мне?..

– Ничего, дитя!

Жозеф и Жанна постоянно следили за новостями, которые узнавали прежде всего из бюллетеней, выпускаемых время от времени ломбардскими банкирами и негоциантами тевтонской Ганзы; помимо этих итальянских awisi и немецких Zeytungen были еще маленькие генуэзские газеты, доставляемые курьерами через Милан в Женеву, Лион или Роттердам. Благодаря своим связям Жозеф добился предоставления этой услуги, весьма, впрочем, дорогой. Кроме того, дом в Анжере стал в некотором роде постоялым двором для французских и иноземных торговцев, путь которых пролегал через Анжу. Жозеф обменивался с коллегами, банкирами или суконщиками, сведениями о ценах на пряности, ткани и оружие в Лондоне, Мадриде или Женеве, а также известиями о решениях, союзах, займах, кончинах, свадьбах и здоровье правителей, от которых зависела участь простых смертных.

– Вот как судьба управляет нашими чувствами и мыслями, – заметил Жозеф. – Мы стали сторонниками короля, которого никогда не видели.

28 Черный ящик

Она взглянула на Деодата, словно увидев его впервые. Белоснежный нос. Вогнутая арка верхней губы. Атласно-розовая, чуть припухлая нижняя губа. Изящный подбородок Жака. Темные волосы, на солнце сверкавшие золотистыми блестками. Углубленный в себя взгляд Штернов, необыкновенно длинные ресницы. Он держал на коленях Об. Девочка обнимала его за шею. Жанна вдруг вспомнила, что Рене Анжуйский оставил в Анжере художника, Жоффруа Местраля, невысокого светловолосого юношу, которого она часто видела на королевских празднествах. Он отличался молчаливостью и наблюдал за перипетиями придворной жизни отстраненным взором.