Млечин: А что касается его взглядов на промышленность?
Воейков: Да, промышленность, он считал…
Сванидзе: Время, завершайте.
Воейков: Да, очень коротко. Крупная промышленность должна быть государственная. Железные дороги… А мелкая промышленность, частная промышленность — пускай развивается. Но ключи от хозяйства — у нас в руках.
Сванидзе: Спасибо, прошу Вас, Сергей Ервандович.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а что, в этом смысле, он считал о свободной торговле?
Воейков: Если вы о монополии внешней торговли — они были против. Против монополии внешней торговли выступали Бухарин, Сокольников, который тоже потом был лидер троцкистской группировки, т. е. не троцкистской — зиновьевской. Проблема монополии внешней торговли: может ли выступать частное лицо в 20-х годах на внешнем рынке? Вот в чём была проблема. А запрещать внутреннюю торговлю никто не собирался.
Кургинян: Можно доказательство № 9?
Материалы по делу.
Из книги Льва Троцкого «Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?» (1936 г.): «Гипотетические возможности социалистической индустриализации были проанализированы [троцкистской] оппозицией еще в течение 1923-25 годов. Общий вывод гласил, что и после исчерпания унаследованного от буржуазии оборудования, советская промышленность сможет, на основе социалистических накоплений, давать ритмы роста, совершенно недоступные капитализму. Вожди правящей фракции открыто глумились над осторожными коэффициентами типа 15–18%, как над фантастической музыкой неизвестного будущего. В этом и состояла тогда сущность борьбы против „троцкизма“».
Кургинян: Ну, он говорит, что Сталин у него всё украл. Вот это как? Это какая линия? Троцкий исповедовал линию на индустриализацию от какой группы: А или Б?
Воейков: Конечно, от группы А.
Кургинян: А кто от группы Б?
Воейков: Сокольников.
Кургинян: Понятно. Вот это вот дискуссия между «умеренными» и «радикалами».
Воейков: Сокольников тоже принадлежал…
Кургинян: А какое место Сталин…
Воейков: Сейчас, извините, я поясню. Григорий Сокольников — министр финансов, Наркомфин, который провёл денежную реформу и создал «червонец» — золотой рубль, который… впервые после Первой Мировой войны Россия, благодаря Сокольникову, вышла на мировой рынок, с этим крепким рублём. Другие страны еще…
Кургинян: Вот Сокольникови есть умеренный…
Воейков: Да.
Кургинян: …а Троцкий — радикал.
Млечин: Но Сокольников-то был союзник Троцкого, а не Сталина.
Воейков: Сталин-то убил их всех.
Кургинян: Какой же союзник, в чём? В политике или в экономической модели? Мы что сейчас обсуждаем?
Воейков: А что Вы хотите?
Кургинян: Я обсуждаю экономическую модель! Я не что хочу… То, что мне сказали, то я и обсуждаю.
Воейков: Экономическая модель у Троцкого была более радикальная, я согласен.
Кургинян: Во!
Воейков: У Сокольникова, и, в какой то мере, у Бухарина, это правые большевики…
Кургинян: …и Сталин по этому поводу сказал: «Вы нашего Бухарчика не трогайте». А потом, как Троцкий указывает, взял его модель. Но дело не в этом…
«Всю надежду мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, — это несомненно…»
Воейков: Правильно.
Кургинян: Правильно?
Воейков: Но…
Сванидзе: Спасибо. Теперь, у меня вопрос не вашей стороне, Сергей Ервандович, а вашей. Значит, вопрос у меня такой. Скажите, Михаил Илларионович, возвращаясь к теме Троцкого. Вам не кажется — да, яркий человек, страшный — несомненно, но яркий. Да, революцию сделал, переворот октябрьский, который долго, кстати, революцией не назывался, его до конца 20-х годов называли переворотом. Да, создал Красную Армию, выиграл Гражданскую войну.
И потом, правильно говорил Леонид Михайлович: не интересовало его, что происходит, не рвался он к власти. Но неправильно, на мой взгляд, говорит Леонид Михайлович, когда называет его государственником. Разве он был государственником? Да ему, по-моему, плевать было на всё, что происходит. Вот он сделал своё дело, дальше его интересовала революция глобальная. А что происходит в России — да неинтересно ему было это. Его даже нельзя себе представить у власти в России — он бы не знал что делать. Не потому, что он был бесталанен, а потому, что ему это было неинтересно, не его тема.