Выбрать главу

Емельянов: Никоим образом.

Млечин: Да, они, в общем, грубо говоря, примерно все одинаково не понимали, как строить социализм, и строили его достаточно эмпирически, потому что, действительно, в классическом марксизме всё было по-другому. Но ничего, как было написано у Маркса, не получилось, они пытались ввести «военный коммунизм», отменили деньги, всё развалилось, государство практически перестало существовать. И они стали делать то, что они, вообще говоря, делать не собирались, конечно. Давайте мы с Вами согласимся с тем, что социализма в нашей стране не построили. Они там это называли то социализмом, то развитым социализмом, то уже почти коммунизмом построенным. К социализму это никакого отношения не имеет, поэтому разговор о том, что мог ли Троцкий построить альтернативную модель социализма, в принципе, на мой взгляд, не имеет вообще никакого смысла. Ну, какой же это социализм — бог знает что построили.

Емельянов: Леонид Михайлович, речь идёт не о том, чтобы построить альтернативный социализм, а альтернативный общественный порядок тому, что существовало…

Млечин: А Вы тут не об экономической ситуации?..

Емельянов: …а уже как это называется — давайте не будем спорить, а то мы будем спорить очень долго…

Млечин: А, хорошо, тогда уж позвольте, я сформулирую вопрос иначе. А, тогда не был ли спор, на самом деле, между Сталиным и Троцким, — если мы говорим сейчас тогда о надстройке, как любили говорить марксисты, т. е. об общественном, что Вы говорите — это был спор ведь о другом. Троцкий отстаивал что? Право на дискуссии, на обсуждения, на возможность высказывания свободного мнения, на критику… А вот этого-то Сталин ему и не позволил, и стране не позволил. И закончилось это печально не только для Троцкого, которого убили, а для всей нашей страны. Разве не в этом, вот в этой конкретной сфере, они спорили-то на самом деле?

Емельянов: Во-первых, Троцкий в роли демократа — это было такое смешное явление, что в 20-х годах его призывы к демократии, после того, как он уже говорил о «закручивании гаек», о милитаризации, — это было абсурдно.

Млечин: Извините, я Вас только хотел поправить. Он говорил, давайте уточним, он говорил о внутрипартийной демократии. Вы правы. Конечно, никакие демократы из большевиков не получались. Но они имели в виду внутрипартийную демократию, которая, на самом деле существовала. Вот это Троцкий хотел сохранить, а Сталин — уничтожить.

Емельянов: Если под демократией понимается только спор, в результате которого…

Млечин: Ну, это часть демократии.

Емельянов: Часть, да. Но только, фактически, отстаивалась право небольшой группы…

Млечин: Ну, партия — это так, приличная группа.

Емельянов: Да не партии, а вот тех, кто собирались там, вот всех этих секретарей ЦК. Но я напомню о другом. Опять возвращаясь к «Преданной революции». Что возмутило Троцкого в системе Сталина? Говорит: реабилитировали, реставрировали пятую заповедь моисееву — хулу против родителей. Его это возмущало… Т. е. те созидательные шаги, которое делало советское общество в тридцатые годы по восстановлению уважения к истории, к традиции, восстановление семейного очага — всё это вызывало у экстремиста Троцкого, у ультрареволюционера Троцкого ярость, ярость…

Млечин: Юрий Васильевич, я прошу прощения, я Вас, ей богу, не прерываю… Но Вы хотите сказать…

Кургинян: А что Вы делаете?

Млечин: …что Сталин восстановил уважение к семье?! Уничтожая родителей? Отправляя детей в детские дома? Это Вы считаете восстановление семьи? Я говорю сейчас не о начальстве, я говорю о русских крестьянах, вообще, о крестьянах Советского Союза, которых выселяли и уничтожали. Это восстановление уважения к семье?!

Емельянов: Но тогда…

Млечин: Это поощрение Павлика Морозова.

Емельянов: Но тогда … Вы возражаете против Троцкого…

Млечин: Да причём здесь Троцкий? Был изгнан уже давно из страны.

Емельянов: Оставьте в покое Павлика Морозова — его, в конце концов, убили. Вы всё время носитесь с этим…

Млечин: Я, вообще говоря, здесь не носился с Павликом Морозовым, кто помнит меня.

Емельянов: Я имею в виду…

Млечин: Извините…

Емельянов: Извините, опять-таки…

Млечин: …если я защищаю Павлика Морозова, то Вы защищаете человека, который создал атмосферу, в которой ребёнок шёл доносить на родителей, и это восстановление семейного очага!?

Емельянов: Да не шел он доносить — там был суд и его вызвали как свидетеля. Вот и всё.

Сванидзе: Спасибо.

Млечин: Ребёнка свидетелем против отца — где это видано?