Сванидзе: Спасибо. Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.
Сванидзе: В эфире «Суд Времени». Мы продолжаем слушания. Прошу, сторона защиты, Леонид Михайлович, Вам слово.
Млечин: Я позволю себе заметить, что вот борьба за власть между Сталиным и Троцким, которую мы обсуждаем уже третий день — это было нечто большее на самом деле, чем борьба между двумя членами Политбюро ЦК ВКП(б). Это, в какой-то степени, с моей точки зрения, был вопрос о выборе пути. Я исхожу из того, что Троцкий, что бы про него ни говорили, никогда не стремился к роли первого человека, он никогда бы им не стал бы, даже не будь Сталин, и никогда бы… вообще, вопрос о том, что бы сделал Троцкий вообще не стоит. Троцкий, в борьбе со Сталиным отстаивал то, что он считал нужным по классике. Это означало, что да, внутрипартийная дискуссия. Да, может быть, это узковато, он не имел в виду дискуссию всей страны, но партия — это от партийной ячейки, партия — это, в том числе, комсомол, т. е. и молодёжь. Но, тем не менее, это моя версия, если позволите, я спрошу своих свидетелей, Зоря Леонидовна Серебрякова. Зоря Леонидовна, скажите, простой вопрос. Собирался ли Троцкий пожертвовать Россией ради мировой революции?
Серебрякова: Нет, мне кажется, что никаких оснований утверждать так нет. У меня отец всё-таки… Я тут говорю об этом просто потому, чтобы тезис Ваш подтвердить. Что отец был русский, связана абсолютно вся семья, всё с Россией, и сколько я помню и знаю — это для него всегда было чрезвычайно дорого и важно, всё. Он очень любил всё, что касалось Родины его. И для него Троцкий был огромным авторитетом. Кстати сказать, и в человеческом плане. Если бы он был такой неприятный, никогда бы он не вызвал такие чувства у человека, который столько времени с ним работал вместе и знал его достаточно близко.
Млечин: Спасибо большое. Можно буквально 30 секунд, Михаил Воейков. Будьте добры, скажите, пожалуйста, вот это крайне важный вопрос. Есть ли основания полагать, что Троцкий хотел пожертвовать нашей страной ради мировой революции?
Воейков: Это полный вздор! Никаких оснований нет. Троцкий сам писал: «Уверенность в том, что в России можно построить социалистическое общество большевики не искали, она им не нужна была, с ней нечего было делать. Она противоречила всему, чему они учились в школе марксизма». Т. е. в отсталой стране, крестьянской, социализм строить просто невозможно. И то, что мы в лучшие советские годы жили, но мы жили хуже, чем в Швеции живут, там так называемый шведский… Никакого социализма у нас не было… Сталин построил крепкое общество, такое… монархию народную. Народ, некоторый, его любил, кто не любил — те сидели, или отстреливали их. Так? Ну, все имели пайку какую-то… но никакого отношения это к социализму абсолютно не имеет. Другое дело…
Сванидзе: Завершайте.
Воейков: …если, как Вы говорите, было бы всё спокойно, был бы Рыков, не Сталин, Троцкий мог быть бы, как вот в Китае, Дэн Сяопин, и мы бы постепенно развивались. Но тогда мы бы были китайцами.
Сванидзе: Спасибо. Знаете, это тоже в порядке замечания, а не в порядке вопроса. Тогда, для руководства большевистской партии, революция мировая была гораздо выше, чем Россия. Да уверен, что хотел он этого. И Ленин хотел! Они говорили: да что там, вот когда в Германии рабочие поднимутся — вот это будет — да! А Россию можно подстелить под этот мировой пожар. Они все так считали!
Млечин: Нет, позвольте уточнить. Нет-нет. Конечно, они все, как классические марксисты, исходили из того, что революция должна победить…
Сванидзе: По Марксу, по Марксу, да.
Млечин: …во всем мире — иначе какой в этом смысл. Но речь не шла о том, что одной страной нужно пожертвовать, её там сжечь в пожаре. Об этом разговора не было.
Сванидзе: Нет, специально сжигать…Но они были готовы, в случае необходимости.
Млечин: Но они этого не сделали.
Сванидзе: Из этого они исходили, когда обсуждался вопрос Брестского мира. Вспомните! Все разговоры в Политбюро шли: ну, что, мы всё-таки точно здесь не удержим… Ну не удержим мы страну. Они ж были уверены, что проиграют Гражданскую войну. И тут же Троцкий говорил, что, фактически, уже проиграно. Фактически, уже мы лежим, только некому поднять…
Млечин: Нет! Извините, мне неудобно с Вами спорить, но Троцкий как раз, в отличие от Ленина, испугавшегося летом 1918 года, всегда верил, что он гражданскую войну выиграет — это первое.
Сванидзе: Но он этим непосредственно занимался.
Млечин: Второе — Троцкий не хотел подписать Брестский мир, потому что считал невозможным отдать земли России. А Ленин подписал не ради мировой революции, только чтобы сохранить власть, и больше ничего другого.